Что в нас исконно национальное?

"Россия - самая не буржуазная страна в мире; в ней нет того крепкого
мещанства, которое так отталкивает и отвращает русских на Западе.
Достоевский, по которому можно изучать душу России, в своей потрясающей
легенде о Великом Инквизиторе был провозвестником такой дерзновенной и
бесконечной свободы во Христе, какой никто еще в мире не решался утверждать.

Есть соответствие между необъятностью, безграничностью, бесконечностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность, устремленность в бесконечность, как и в русской равнине. Поэтому русскому народу трудно было овладеть этими огромными пространствами и оформить их. У русского народа была огромная сила стихии и сравнительная слабость формы. Русский народ не был народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он был более народом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности. У народов Западной Европы все гораздо более детерминировано и оформлено, все разделено на категории и конечно. Не так у русского народа, как менее детерминированного, как более обращенного к бесконечности и не желающего знать распределения по категориям… Россия никогда не была в западном смысле страной аристократической, как не стала буржуазной. Два противоположных начала легли в основу формации русской души: природная, языческая дионисическая стихия и аскетически—монашеское православие. Можно открыть противоположные свойства в русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт. Но никогда русское царство не было буржуазным.

Россия - страна бытовой свободы, неведомой передовым народам Запада, закрепощенным мещанскими нормами. Только в России нет давящей власти буржуазных условностей, нет деспотизма мещанской семьи.

Душа России - не буржуазная душа, - душа, не
склоняющаяся перед золотым тельцом, и уже за одно это можно любить ее
бесконечно.

А самомнение европейского, буржуазного и
научного, цивилизаторского сознания - явление столь жалкое и пошлое, что оно
духовно может рассматриваться лишь как симптом наступающего конца Европы -
монополиста всемирной цивилизации. Сумерки Европы - вот чувство, от которого
нельзя отделаться. Европе грозит частичная варваризация.

Русский человек может быть отчаянным мошенником и
преступником, но в глубине души он благоговеет перед святостью и ищет
спасения у святых, у их посредничества. Какой-нибудь хищник и кровопийца -
может очень искренно, поистине благоговейно склоняться перед святостью,
ставить свечи перед образами святых, ездить в пустыни к старцам, оставаясь
хищником и кровопийцей. Это даже нельзя назвать лицемерием. Это - веками
воспитанный дуализм, вошедший в плоть и кровь, особый душевный уклад, особый
путь. Это - прививка душевно-плотской, недостаточно духовной религиозности.
Но в русском душевном типе есть огромное преимущество перед типом
европейским. Европейский буржуа наживается и обогащается с сознанием своего
большого совершенства и превосходства, с верой в свои буржуазные
добродетели. Русский буржуа, наживаясь и обогащаясь, всегда чувствует себя
немного грешником и немного презирает буржуазные добродетели".

своего преподавателя, известного правоведа, основателя коммуникативной теории права, чье мнение полностью разделяю:
«Противоречивость и сложность русской культуры во многом связаны с тем, что в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории – Восток и Запад. Поэтому русский народ и его культура не чисто европейская и не чисто азиатская. Чаще всего для обозначения этого феномена используют термин евразийская культура. Об условиях формирования этой культуры писал Бердяев.
Основной особенностью русского общественного сознания вообще и правосознания в частности является этикоцентризм, т.е. идеологическое подчинение права более высоким, нравственным и религиозным ценностям. Подобное отношение к праву объясняется наличием ряда специфических условий, в которых формировалось правосознание русского общества, начиная с 10 века, в связи с принятием христианства православного обряда. Для православного сознания право не имеет значения самодовлеющей ценности, а является лишь одним из средств для достижения религиозно-нравственных целей. Поэтому западноевропейский индивидуалистический идеал правового государства никогда не выступал в российском правосознании в качестве общественного идеала. С понятием общественного идеала скорее связывались представления о царстве «правды», чем права. Соборный, надындивидуальный характер этой «правды» также является отличительной чертой правосознания российского общества. Это во многом объясняет отсутствие в русской правовой идеологии культа прав человека, столь характерного для западноевропейской правовой мысли, как и связанного с ним культового отношения к славе (цель самоутверждения) и богатству. Это не означает, что в России отсутствовали другие идеологические и культурные течения. Определенным влиянием пользовались и либеральная, и радикальная идеологии, но определяющей в общенациональном коммуникативном пространстве являлась идеология консервативно-патриархальная, укорененная в традициях православной культуры. Специфика здесь заключается в доминировании императивных ее вариантов, ограниченности вариантов диспозитивных. Лотман описывает их противостояние как оппозицию «магической» и «религиозной» моделей культуры.
Все попытки последних веков сделать нашей культуре то либеральные, то радикальные «прививки» неизменно отторгались или вызывали болезненные мутации. По-прежнему архетип российского политического сознания воспроизводит модель патриархального государства, от которого ждут исполнения всех чаяний и чья священная миссия выражается в таких кодовых понятиях как «Святая Русь», «Москва – Третий Рим», «Православное царство», «Отечество». Политические катаклизмы 20 века в России привели к возникновению архетипически сходной модели пролетарского государства, имеющего «священную» миссию освобождения мирового пролетариата и устройства своеобразного «Царства Божьего» на земле. В силу этих особенностей русского менталитета правовое государство не может удовлетворить подсознательные ожидания и запросы российского общества. Коллективный невроз российского общественного сознания обусловлен болезненным состоянием нашего подсознания, которое в отсутствии оправданности социального существования, испытывает ощущение катастрофы и одновременно вседозволенности. Тем самым провоцируется ситуация своеобразной социальной аномии. При этом воровство, например, не просто превращается в коррупцию, а из национального порока трансформируется в оправданную жизненную позицию, с которой невозможно бороться лишь правовыми средствами. С этим связаны и непрекращающиеся разговоры о «твердой руке» и объединяющей «национальной идее», как о средствах национального спасения, которые в отсутствие адекватной идентификации, способны при их реализации вызвать лишь очередную социальную мутацию».
А. В. Поляков. Общая теория права.

Оригинальная пассионарная теория этногенеза, в которой этногенезом называется вся продолжительность этнической истории, разработана Львом Гумилёвым в работе Этногенез и биосфера Земли. Она предполагает возникновение этноса вследствие пассионарного толчка и конечность его жизненного цикла, который проходит стадии подъёма, перегрева, надлома, инерции, затухания и перехода в гомеостаз, который может продолжаться сколько угодно долго. Полная продолжительность «жизни» этноса, не прерванной ассимиляцией, уничтожением или новым пассионарным толчком, по Гумилёву, составляет 1200—1500 лет.
Слабым местом теории Л. Н. Гумилева можно считать предположение, что пассионарный толчок вызывается космическим излучением, но он и сам нигде не утверждает что это положение в его построениях является определяющим, указывая, что даже если будет выявлена иная исходная причина, остальной ход рассуждений всё равно останется в целом верным.
В. А. Шнирельман подчеркивает, что пассионарная теория этногенеза не учитывает, что этническая идентичность (этничность) может быть плавающей, ситуационной, символической. Она вовсе не обязательно связана с языковой принадлежностью. Иногда она опирается на религию (кряшены, или крещеные татары), хозяйственную систему (оленные коряки-чавчувены и оседлые коряки-нымылланы), расу (афроамериканцы), историческую традицию (шотландцы). Люди могут менять свою этническую принадлежность, как это происходило в XIX веке на Балканах, где, переходя от сельской жизни к торговле, человек превращался из болгарина в грека, причем языковой фактор не служил этому препятствием, ибо люди хорошо владели обоими языками.[3]
Дж. А. Тойнби предложил теорию развития этносов (этногенеза), в которой их развитие объяснялось чередованием «вызовов» из окружающего мира (в том числе и от других этносов) и способностью дать успешный «ответ» таким вызовам. Эта теория многократно подвергалась критике.