Головоломка Северо-Запада

Преподобномученик Вениамин был последним настоятелем Спасо-Преображенского Соловецкого монастыря до его закрытия советской властью в 1920 году. Он родился в 1869 году в Шенкурском уезде в семье крестьянина. В 1893 году Василий Васильевич Кононов (так звали преподобномученика в миру), покинув родительский дом, отправился в Соловецкий монастырь, где три года был трудником. В 1897 году он стал послушником этого монастыря. «В течение шести лет он проходил череду послушаний – старостой в хлебопекарне, заведующим расходческой лавкой» (101, 53). Об его духовном возрастании в этот период могут свидетельствовать строки из послужного списка. Вот какая характеристика давалась в нем послушнику Николаю: «Очень благонравен, послушен и верен, с большими задатками к внутреннему самоуглублению и духовной деятельности» (101 ,53). В 1903 году послушник Николай был пострижен в монахи с именем Вениамин, в 1905 году рукоположен в сан иеродиакона, в 1908 году – в сан иеромонаха. Одновременно со служением в храме он проходил и другие послушания: «состоял законоучителем братского училища, приставником при святых мощах преподобных Зосимы и Савватия» (101, 53). В 1909 году, после кончины монастырского духовника иеромонаха Дамаскина, духовником Соловецкой обители был избран иеромонах Вениамин. «В 1912 г., после девятнадцатилетнего пребывания в Соловецком монастыре, отец Вениамин назначается на должность настоятеля Антониево-Сийского монастыря, с возведением в сан архимандрита» (77, 54), а в августе 1918 года становится настоятелем воспитавшей его Соловецкой обители. Жизнь в северных монастырях перед революцией и после нее отнюдь не была спокойной и безмятежной. Революционные идеи легко увлекали часть насельников и насельниц обителей, не всегда отличавшихся духовной стойкостью. Так, в 1912 году в женском Сурском монастыре «монахини, забыв иноческий обет, водили знакомство с ссыльными, пели революционные песни» (102, 10). Ряд послушниц отказывались повиноваться настоятельнице игумении Порфирии, за что были изгнаны из монастыря (56, 114). Сейчас в это трудно поверить, но это действительно было. Впоследствии, в декабре 1920 года, сурским монахиням на собственном горьком опыте пришлось убедиться в лживости революционных лозунгов и идей: монастырь был закрыт, а сами они изгнаны на зимнюю стужу… Нечто подобное пришлось пережить и Соловецкому монастырю. В нем летом 1918 года появилась группа «красных монахов», бывших матросов с броненосца «Потемкин». «Архимандриту Вениамину удалось восстановить внутренний порядок. Монахи-бунтовщики покинули архипелаг» (101, 54). Спустя месяц после взятия Архангельска частями Красной армии «на Соловки прибыла Особая комиссия Губревкома, начались обыски и ограбление монастыря, вывоз ценностей, которые удалось обнаружить, запасов продовольствия» (101, 54). В том же году архимандрит Вениамин и его ближайший помощник иеромонах Никифор (Кучин) были арестованы и отправлены на принудительные работы в село Холмогоры, в только что организованный там концентрационный лагерь. Они пробыли там два года, пребывая, по выражению одного из страстотерпцев того времени, «во узах и горьких работах». Холмогорский концлагерь был, пожалуй, страшнее печально знаменитого СЛОНа. Там производились массовые расстрелы. Так, на острове Ельничном за два дня были казнены около семисот человек. В основном это были священнослужители. Среди них мог оказаться и архимандрит Вениамин, однако Господь по неисповедимым судьбам Своим не благоволил ему принять мученический венец в Холмогорском лагере. Спустя два года лагерных мытарств архимандрит Вениамин и иеромонах Никифор были освобождены. К этому времени Соловецкий монастырь был упразднен, а через год, в 1923 году, превращен в концлагерь. Бывшие насельники разоренной обители приехали в Архангельск. Одно время они жили на Соловецком подворье, а затем, до 17 июня 1926 года, им давал приют архангельский фармацевт Александр Алексеевич Левичев. «Православный хозяин денег с монахов не брал, жили они на пожертвования, присылаемые духовными детьми архимандрита» (101, 54). Архимандрит Вениамин, пытаясь «устроить монастырскую жизнь заново», покинул Архангельск. «По совету бывшего послушника Соловецкого монастыря Степана Антонова летом 1920 г. монахи переехали в село Часовенское Архангельской области к сестре Степана Анне Антоновой и этим же летом соорудили в глухом лесу небольшую избу на расстоянии сорока верст от ближайшего населенного пункта  – деревни Коровкинской» (101, 55). В тех краях скрывались и другие насельники Соловецкого монастыря, изгнанные безбожниками из родной обители. Жизнь архимандрита Вениамина и иеромонаха Никифора проходила, подобно жизни пустынников прошлого, «в молитвах и постоянных трудах». Они ловили рыбу, выращивали овощи, которыми и питались. Обстановка их лесной кельи была бедной и убогой. Единственными «ценностями» были самовар, кофейник и настольные часы. В лесной глуши, вдали от людей, монахи-изгнанники прожили три года. 16 апреля 1928 года, накануне праздника Пасхи, два пришлых крестьянина Степан Ярыгин и Владимир Иванов решили ограбить монахов. Вооружившись винтовкой и ножом-штыком, они направились в лес. В это время архимандрит Вениамин и иеромонах Никифор совершали праздничное вечернее богослужение. Шел вторник Светлой седмицы. Возможно, до ждавших наступления ночи убийц доносились звуки пасхального тропаря: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав...» «Когда совсем стемнело и в доме погас свет, Иванов и его сообщник подошли к избушке и начали через окна стрелять в монахов. Стрелял Иванов. Однако ограбить избушку они не смогли: обуял необъятный ужас. Они так и не посмели войти в келлию». Тогда они забрались на чердак, где прихватили кое-какие вещи, а также керосин. Керосином они облили избушку снаружи, а затем подожгли. В это время «мученики-иноки были еще живы – на следствии Иванов говорил, что слышал их крики» (101, 55). Так мученическим венцом завершилась земная жизнь последнего архимандрита Соловецкого монастыря преподобномученика Вениамина и его сподвижника преподобномученика Никифора, которые удостоились «ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него» (Флп. 1, 29). На Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви от 13  – 16 августа 2000 года они были причислены к сонму новомучеников и исповедников Российских. Память их совершается в день их мученической кончины.

Очень странно, но, как все, что я видел в Полярном, мне был приятен этот старенький пароход, и нетерпеливая очередь, заполнившая сходни, и одинокие фигуры, идущие по берегу к домику, где нужно было зарегистрировать командировки. Все это относилось к моему ожиданию самого лучшего в жизни, но, как и почему – этого я бы не мог объяснить.
Еще рано было возвращаться в штаб, и я пошел искать доктора, но не в госпиталь, а на его городскую квартиру.
Конечно, он жил в одном из этих белых домиков, расположенных линиями, одна над другой. С моря они показались мне куда изящнее и стройнее. Вот и первая линия, а мне нужно на пятую линию, семь.
Как ненцы, я шел и думал обо всем, что видел. Англичане в смешных зимних шапках, похожих на наши ямщицкие, и в балахонах защитного цвета обогнали меня, и я подумал о том, что по этим балахонам видно, как плохо представляют они себе нашу зиму. Мальчик в белой пушистой шубке, серьезный и толстый, шел с лопаткой на плече, усатый моряк подхватил его, немного пронес, и я подумал о том, что, наверное, в Полярном очень мало детей.
Ничем не отличался этот дом на пятой линии, семь, от любого соседа по правую и левую руку, разве что на лестнице его был настоящий каток, сквозь который едва просвечивали ступени. С размаху я взбежал на крыльцо. Какие—то моряки вышли в эту минуту, я столкнулся с ними, и один из них, осторожно скользя по катку, сказал, что «неспособность разобраться в обстановке полярной ночи указывает на недостаток в организме витаминов». Это были врачи. Несомненно, Иван Иваныч жил в этом доме.
Зайдя в переднюю, я толкнул одну дверь, потом другую. Обе комнаты были пустые, пропахшие табаком, с открытыми койками и по—мужски разбросанными вещами, и в обеих было что—то гостеприимное, точно хозяева нарочно оставили открытыми двери.
– Есть тут кто?
Нечего было и спрашивать. Я вернулся на улицу. Баба с подоткнутым подолом терла снегом босые ноги – я спросил у нее, точно ли этот дом номер семь.
– А вам кого?
– Доктора Павлова.
– Он, верно, спит еще, – сказала баба. – Вы обойдите, вон его окно. И стукните хорошенько!
Проще было постучать доктору в дверь, но я почему—то послушался и подошел к окну. Дом стоял на косогоре, и это окно на задней стороне приходилось довольно низко над землей. Оно было в инее, но, когда я постучал и стал всматриваться, прикрыв глаза ладонью, мне почудились очертания женской фигуры. Казалось, женщина стояла, склонившись над корзиной или чемоданом, а теперь выпрямилась, когда я постучал, и подошла к окну. Так же, как я, она поставила ладонь козырьком над глазами, и сквозь дробящийся гранями иней я увидел чье—то тоже дробящееся за мутным стеклом лицо.
Женщина шевельнула губами. Она ничего не сделала, только шевельнула губами. Она была почти не видна за снежным, матовым, мутным стеклом. Но я узнал ее. Это была Катя.©

Лично Пётр I создал проект первого русского сухого дока. Идея была заводить суда в каналы, запирать их там шлюзами, а воду спускать в глубокий овраг, выкопанный в глубине острова. Так можно было обходиться без насоса, но требовалось множество рабочих рук. Грандиозные земляные работы начались в 1724, а закончились только в 1752.

Леонид Иванович Пантёлкин родился в 1902 году в городе Тихвине Новгородской губернии. Там же закончил начальную школу, получив начальное образование. По окончании школы был принят на профессиональные курсы, где получил престижную по тем временам профессию печатника-наборщика. Работал в типографии газеты «Копейка». В 1919 году Пантёлкин добровольно вступил в Красную Армию, направлен в составе одной из частей на Нарвский фронт, где принимал участие в боях с войсками генерала Юденича и частями Эстонской армии. Имея незаурядные организаторские способности и задатки лидера, без специального образования дослужился до должности командира пулемётного взвода. По окончании Гражданской войны попал под демобилизацию и в числе тысяч красноармейцев в 1921 году был уволен в запас. 11 июля 1921 года Л. И. Пантёлкин был принят на должность следователя в военно-контрольную часть дорожно-транспортной Чрезвычайной комиссии объединённых Северо-Западных железных дорог. Вскоре после этого, 15 октября 1921 года, назначен на должность агента-контролёра в отдел ДТЧК по городу Пскову. В период службы в органах ВЧК Пантелеев стоял на радикальных позициях партийцев-леваков и отрицательно относился к новой экономической политике, что не приветствовалось тогда, с учетом смены курса правительства по отношению к малому бизнесу. Согласно архивной справке ФСБ Российской Федерации, в январе 1922 года Л. И. Пантёлкин был уволен из органов ВЧК «по сокращению штатов». Согласно той же справке, номер приказа и конкретная дата увольнения в материалах личного дела отсутствуют. Это даёт основание части исследователей полагать, что на самом деле он уволен не был, увольнение было инспирировано с целью перевода Пантёлкина на нелегальное положение и внедрение в преступную среду для выполнения специфических задач. Данная версия не лишена оснований, учитывая, что делопроизводство предусматривает определённый порядок приёма на службу в органы ВЧК и увольнение со службы. В настоящее время какие-либо достоверные данные, подтверждающие или опровергающие данную версию, отсутствуют. В начале 1922 года Пантелеев обосновался в Петрограде, где собрал банду в которую вошли: сослуживец Пантелеева по Псковской ВЧК Варшулевич, бывший во время гражданской войны комиссаром батальона член РКП(б) Гавриков и профессиональные уголовники Александр Рейнтоп (кличка Сашка-пан) и Михаил Лисенков (кличка Мишка-Корявый). Примерно в то же время банда совершила ряд разбоев в г. Петрограде и его окрестностях. Налёты Пантелеева отличались тщательной подготовкой, а также некоторой театральностью и бравадой. Оружие Пантелеев и его люди применяли крайне редко. В то же время, в период своего существования банда Пантелеева не ограбила ни одной государственной организации. Тот факт, что Пантелеев грабил только нэпманов, создал ему своеобразный романтический ореол в глазах простого народа. В октябре 1922 года Пантелеев был арестован после перестрелки, в ходе которой погиб сотрудник милиции. В ночь с 10 на 11 ноября, воспользовавшись помощью надзирателя, Пантелеев с несколькими сообщниками совершил побег из тюрьмы Кресты (это единственный удачный побег из Крестов за всю их историю) и начал новую серию вооружённых разбоев. От первой серии эта отличалась тем, что Пантелеев иногда убивал своих жертв. К ликвидации банды были привлечены не только уголовный розыск, но и органы ГПУ. В ночь с 12 на 13 февраля 1923 год Пантелеев попал в засаду и был убит при задержании.

Константин Иванович Третьяков родился в Санкт-Петербурге (по другим данным под Архангельском) в 1896 году в семье рабочего-кровельщика. В возрасте 13 лет мальчика отправили трудником в Соловецкий монастырь, где он начал работать в иконописной мастерской.
В 1910-е годы Третьяков приехал в Шеговары Шенкурского уезда Архангельской губернии. Затем — революция, служба в Красной армии, после чего художник возвратился в Шенкурск и поступил на работу в художественно-промышленную мастерскую.
Дальнейшая судьба Третьякова сложилась так, что он не стал профессиональным художником, однако картины он писал всю жизнь.
Писал по заказам вывески и картины в Архангельске, в 1920 заведовал художественно-промышленной мастерской. В 1923-1938 работал в милиции.
В шестидесятые годы он работал директором Благовещенского сельского дома культуры, а жил в селе Воскресенске, в двух километрах от Благовещенска.
Последние годы жизни были безрадостными для художника. У него не было детей, и когда он одряхлел, его отправили в дом престарелых, расположенный в деревне Ширша под Архангельском. Там он и умер в 1983 году.
Третьяков работал в разных жанрах живописи: писал пейзажи, портреты, но предпочитал бытовой жанр. Он особенно любил село Благовещенск и неоднократно обращался к его запоминающемуся облику.
Также любимые темы Третьякова - природа Севера, народные гулянья, события революции и гражданской войны.