Скандал ... скандалисты ...

простите меня если я вас не так поняли или задала не те вопросы, просто я тоже мать и не верю. что мама может сделать несчастным свое долгожданное чадо ... ведь иногда, мы просто преувеличиваем не понимаем ... а понимаем именно годами...когда и мы становимся родителями...

Глава I. НИТЬ ЖИЗНИ

Никто из жильцов пятьдесят пятого дома по Фонтанке не мог потом припомнить, как въезжал Звягин в восемнадцатую квартиру. Хотя находилась она на верхнем, пятом, этаже, и затаскивание вещей должно было сопровождаться определенным шумом и суетой. Не заметили, однако, никакого шума, ни суеты.

Впрочем, в большом городе можно прожить жизнь и не знать соседа по лестничной площадке. Замечание это неприменимо к одиноким пенсионеркам: у них свои каналы добычи информации, непостижимые для непосвященных. А какой же старый ленинградский дом обойдется без одиноких пенсионерок.

Проживала такая пенсионерка, Жихарева Ефросинья Ивановна, всю жизнь в квартире как раз под Звягиным, на четвертом этаже, в комнате окном во двор, где по утрам гулко гремят крышки мусорных баков и перекрикиваются грузчики продуктового магазина.

В прозрачный желто-синий день бабьего лета она, Мария Аркадьевна и Сенькина из десятой квартиры сидели в скверике на площади Ломоносова, именуемой некоторыми ленинградцами в просторечии "ватрушкой" вследствие ее круглой формы; они же трое упорно называли ее по старинке Чернышевской площадью, как бы подчеркивая свою исконную петербургскую принадлежность. И собрание достоверно установило, что новые жильцы поменялись сюда из Ручьев, где Звягин получил квартиру после увольнения из армии, хотя ему всего сорок с небольшим, а на вид моложе, но он служил там, где прыгают с парашютом, и поэтому им военная пенсия идет раньше, по специальности он врач, был майором, а сейчас работает на "скорой помощи", мужчина видный, но, похоже, гордый и злой; что жена его учительница английского языка, дочка учится в седьмом классе, а старший сын - на юриста в Москве; что машины у них нет, и собаки нет, и кошки, и дачи, дома тихо, ремонт делали сами, пьянок не бывает; короче, люди приличные и ничем не выдающиеся.

К сожалению, эта теоретическая оценка не повлекла за собой никаких практических выводов - по той причине, что любознательная и вездесущая Ефросинья Ивановна характером отличалась не столько даже активным, сколько склочным сверх мыслимых границ. Старые соседи как-то с ней уже стерпелись, зато новые очень скоро почувствовали на себе всю скандальную безудержность соседки снизу.

Началось с того, что жена Звягина, в школе - Ирина Николаевна, а во всех прочих местах - просто Ирина, столкнулась внизу у лифта со старухой, или, как теперь принято говорить, с пожилой женщиной. Одета была пожилая женщина в старомодное и поблеклое, но очень аккуратное пальто, а лицо ее выглядело напряженным и поджатым, и встретиться взглядом с Ириной она не пожелала.

С тихим гудением опустился лифт, Ирина открыла дверь, намереваясь пропустить старуху с хозяйственной сумкой вперед, но произошло неожиданное: та резко рванула решетчатую дверь лифта из ее руки, оттолкнула Ирину и, шагнув в лифт и обернувшись, каркнула:

- О новые-то соседи у нас, а! И не здороваются! Я уж не говорю - старую женщину вперед пропустить! - С лязгом захлопнула двери: - Понаехало деревни всякой в Ленинград!,- И поплыла вверх.

От неожиданной обиды у Ирины свело лицо, затрясло; дома она еще полчаса утирала слезы, пила седуксен и мысленно произносила душераздирающие речи, взывающие к совести и справедливости...

Эта встреча явилась как бы первой пробой сил в необъявленной войне. И продолжение не замедлило последовать.

В десять вечера снизу в пол раздался грохот, будто там заработал таран. Звякнули чашки. Звягин с интересом посмотрел на то место, где, судя по ударам, располагался эпицентр этого домашнего землетрясения и сейчас взлетят шашки паркета, вспучится перекрытие и образуется кратер.

Жена же повела себя иначе: она побелела, на цыпочках подскочила к телевизору и убавила звук до комариного шепота.

- Что случилось? - осведомился Звягин, читая в ее лице.

- Это она...- подавленно сказала жена. И, разумеется, не ошиблась: в этот самый момент Ефросинья Ивановна удовлетворенно взглянула вверх, вдохнула поглубже, грохнула в последний раз в потолок бидоном, воздетым на рукоять швабры, и стала слезать со стола, аккуратно застеленного газетой. Она улыбалась мрачноватой боевой улыбкой. Вечер прошел не зря.

Такой пустяк вполне может испоганить настроение. Что с Ириной и произошло. Из своей комнаты высунулась дочка и, уразумев ситуацию, потребовала мести. Звягину испортить настроение было невозможно: он с каким-то даже одобрением высказался так:

- Браво первая валторна! Боевая старушка. Жена, не встретив законного сочувствия, обиделась:

- Ты ей еще гантели купи. Для развития мышц.

- И кувалду,- развеселилась дочка. Но почти двадцать лет армейской службы приучили Звягина уважать достойного противника.

- Нас трое здоровых, а она - одна и старая,- упрекнул он, смеясь резким лицом.- И - не боится, а!

Нет, Жихарева не боялась. Чувство страха было ей, похоже, неведомо. Зато в полной мере было ведомо чувство наслаждения нагонять страх на других.

Лежа ночами в старческой бессоннице, в преддверии дня столь же одинокого и пустого, как прошедший, она измысливала коварнейшие планы и неукоснительно приводила их в действие. Она изучала нехитрый распорядок дня Звягиных, избегать ее было все труднее.

Ирина почувствовала себя затравленной. Жихарева приснилась ей былинным разбойником, поигрывающим кистенем и сшибающим жутким посвистом путников с коней в лесных урочищах. Когда бы ни возвращалась домой - знакомое серобуро-малиновое пальто, старомодное и аккуратное, фланировало у подъезда. В ненастье пальто ждало в полутьме у лифта. Характер немыслимых претензий был непредсказуем, заготовленные ответы пропадали втуне.

- И нечего по ночам скакать, танцы устраивать! - злорадствовала Жихарева.- Учительница, какой ты пример детям показываешь?

Несчастная Ирина летела наверх, не дожидаясь лифта, и эхо металось вокруг нее, как злая птица:

- А вот я в школу заявлю про твое поведение!.. Дочке заступалась дорога:

- Во ходит нынешняя молодежь - все в обтяжку, ни стыда ни совести! С ранних лет...

Со свойственным юности темпераментом дочка высказала Ефросинье Ивановне в лицо массу неприятных вещей. Ефросинья Ивановна довольно засмеялась и, выждав и рассчитав время ужина, известила о себе бесконечным звонком. Теснимый от порога в глубь квартиры, Звягин хмыкнул.

- Вот что она говорит! - на басах заиграла старуха, как капитан в шторм. Пересказ Светкиной речи расцвечивался сочными словами.- Позови-ка ее сюда! Мы в ее годы...- И наладилась проводить воспитательную беседу о преемственности поколений. Светка всхлипнула и промелькнула в свою комнату.

- Были б вы мужчиной помоложе...- мечтательно сказал Звягин.

- Ну ударь меня! - готовно закричала Жихарева.- Ударь! На площадках открывались двери: там слушали и обсуждали.

- Два заявления от соседей - и вас увезут в сумасшедший дом,- предостерег Звягин - Слуховые галлюцинации и навязчивая идея.

Жихарева осеклась, уставилась недоверчиво. Такой оборот событий она не предвидела.

- А еще врач,- без уверенности молвила она.

- Месяц лечения - и в дом хроников.

- И не стыдно? - заняла оборону Жихарева.- Старухе грозить...

Но меры она приняла: записалась на прием к невропатологу - мол, чувствую себя хорошо, но на всякий случай... Сочла, что запись в карточке послужит доказательством ее нормальности. Ночью сон Звягиных разорвал треск телефона.

- Теперь ночей не сплю,- сообщила трубка.- Вам-то что!.. Звягин оделся, взял радедорм и спустился на четвертый этаж.

- Ты куда ночью ломишься, хулиган! - вознегодовала Жихарева, открывая.- Круглые сутки покоя от вас нет!

- Снотворное принес,- невозмутимо сказал Звягин. Старуха взяла таблетки и запустила по лестнице.

- Сам травись,- пожелала она.

Положение стало невыносимым. Ефросинья Ивановна прибегла к анонимкам. Вряд ли она была знакома с историей европейской дипломатии, но тезис: "Клевещите, клевещите,- что-нибудь да останется",- был ей вполне близок. Техник-смотритель из жэка предъявила открытку с жалобой. Апофеозом явился визит участкового инспектора - он извинился, сказал про обязанности: проверить поступивший сигнал... Эту склочницу давно знает. Помирились бы, а...

- Но как?!

Жена сдалась: меняем квартиру. Звягин возражал: вид на Фонтанку, и вообще - что за ерунда. Семейный совет постановил попробовать мирные средства наведения контактов. Стали пробовать.

- Ефросинья Ивановна, вам в магазине ничего не надо? - обратилась Ирина, смиряя самолюбие и преодолевая дрожь в душе.

Ответ гласил, что многое надо, не ваше дело, некоторые не так богаты, однако в подачках хамов не нуждаются, грох дверьми!

Седьмого ноября Звягин с цветами двинулся поздравлять ее. Ефросинья Ивановна растерялась. Цветы ей за последние сорок лет дарили один раз - когда провожали на пенсию.

- Спасибо,- тихо пробурчала она, глядя в сторону. Звягин поцеловал ее в пахнущую мылом морщинистую щеку и пригласил в гости.

Жихарева вспотела. В ней происходила отчаянная борьба, которую моралист назвал бы борьбой добра и зла, а психолог - борьбой между самолюбием и потребностью в общении. Самолюбие победило.

- Нет,- сухо сказала она, с трудом превозмогая себя.- Я уж у себя посижу, посмотрю телевизор.

Но глаза у нее были на мокром месте, и прощалась она со Звягиным не без ласковой приязни.

Так и хочется закончить, что с этого момента наступил перелом, добро возобладало, и соседи превратились в лучших друзей. Такое тоже бывает. Но, видимо, не в столь запущенном случае...

Перемирие длилось неделю - а потом все началось сызнова: на больший срок, к сожалению, растроганности Ефросиньи Ивановны не хватило, и застарелая привычка, давно превратившаяся из второй натуры в натуру первую, взяла верх.

Нет ни необходимости, ни возможности перечислить все те ухищрения, с помощью которых можно вконец отравить существование ближним. Ефросинья Ивановна владела полным арсеналом с искусством профессионала. Неизбежный кризис назрел.

- Не судиться же, в самом деле, с несчастной старухой,- сказал Звягин.- Одинока она, вот и мучится.

- Но почему мы должны мучиться из-за нее? - справедливо возразила жена. Ее нервы сдали.

- А тебе ее совсем не жалко?

- А меня тебе не жалко?..- не выдержала она. Звягин подтянул галстук, накинул пиджак и пошел по соседям.

В этот вечер он многое услышал от Марии Аркадьевны и Сенькиной из десятой квартиры - двоих из тех, кто в цвете молодости, сожженной войной, пережил здесь блокаду - санитаркой, телефонисткой, зенитчицей, токарем, или в первое послевоенное время, полное тягот и надежд, приехав из разных краев работать и искать свою долю в прославленном и прекрасном городе, обедневшем людьми.

И он узнал в этот вечер, что родители Жихаревой умерли в блокаду, муж и брат погибли на фронте, а трехлетнего сына эвакуировали через ладожскую Дорогу жизни на Большую землю, но колонну бомбили, и их машина ушла под лед... Помнили время, когда молодая Фрося была веселой и заводной, не найти никого приветливее,- а после войны это был уже совершенно другой человек, замкнутый и скорый на злость. А как вышла на пенсию - тут просто спасу от нее не стало. Ее жалели - но для жалости требуется дистанция, потому что когда человек ежечасно отравляет тебе жизнь, жалость как-то иссякает и уступает место злости, в чем проявляется, видимо, инстинкт самосохранения.

Звягин вернулся в полночь задумчив, налил ледяного молока в высокий желтый стакан, кинул туда соломинку и застучал пальцами "Турецкий марш": ловил смутную мысль, принимал решение.

- Ведь она нам просто-напросто смертельно завидует, что у нас все в порядке,- проговорил он.- Больно ей...

- А что делать? - безнадежно спросила жена.

- Чтоб не завидовала...- был неопределенный ответ.

- Ты предлагаешь мне овдоветь? - съязвила она. Ночной разговор в спальне был долог. Подытожил его Звягин философской фразой:

- У нас есть только один способ стать счастливыми - сделать счастливым другого человека. После чего выключил торшер и мгновенно заснул. Сутки на "скорой!" выдались удивительно спокойные, все больше гоняли чаи на подстанции. Посмеиваясь, Звягин обсуждал с Джахадзе, как искать пропавшего человека." Обратиться в милицию".- "Милиция ответит, что такого нигде нет..."

Наутро после дежурства он входил в высокие створчатые двери Музея истории Ленинграда.

Завотделом истории блокады, огненноглазый бородач, пригласил его в крохотный кабинетик и уловил суть дела сразу:

- Мы вам помочь ничем не сможем. Вот телефоны городского архива, фамилия завсектором блокады - Криница, сейчас я ей позвоню, что вы от нас.

Он обнадежил Звягина: случаи, когда считавшиеся погибшими люди обнаруживаются через десятки лет после войны, бывают много чаще, чем обычно думают: "Ведь десятки миллионов судеб перепутались!.." Взглянул на часы и побежал в экспозицию.

В проходной архива пропуск на Звягина уже лежал. Звягин настроился встретить дребезжащих старушек вроде "веселого архивариуса" из передачи "С добрым утром", но в комнате без окон, оклеенной рекламами, девочки после университета пили кофе и обсуждали фильмы Алексея Германа. Девочки стали строить глазки.

- Если вы точно знаете даже число отправки через Ладогу, это будет несложно,- улыбнулась Криница, крупная яркая блондинка.

Ему дали заполнить бланк и велели зайти завтра. Жена, заразившись идеей поиска, весь вечер выспрашивала подробности и выдвигала варианты, типа привлечения юных следопытов.

- Хватит и того, что я на старости лет устроился в следопыты,- скептически сказал Звягин. Конец ниточки нашелся. Криница положила перед ним толстую серую папку:

- Вот - эвакуация детей школьного возраста в марте сорок второго года.

- Впервые в жизни радуюсь бумажной бюрократии и всяким справкам,- признался Звягин.- Во всем есть хорошая сторона, м-да.

На заложенной странице 317-Б была строчка среди прочих: "Жихарев Петр Степан,, 1938 г.р., 12 марта 1942 г.". Криница перелистнула несколько страниц назад:

- Направление транспорта - Войбокало на Вологду. Из документов эвакуационного бюро явствовало, что триста пятьдесят пять детей в сопровождении одиннадцати воспитательниц отправлены через Ладогу в эти сутки. Чем и исчерпывались данные.

- Надо запрашивать Вологду,- сказала Криница.

- В Вологду такой не прибывал...- ответил Звягин.

Принялись строить версии. Могли утопить машину на Ладоге, да. Могли обстрелять. Могли бомбить поезд уже восточнее. Мог в эвакуации уже умереть от алиментарной дистрофии,- но тогда была бы запись на месте, легко выяснить. Это - худшие варианты.

А мог ведь и остаться в живых. В сутолоке тех страшных военных дней мог отбиться от своей группы, потеряться на станции, могли перепутать вещи и одежду в санпропускнике, мог - список погибнуть вместе с воспитательницей или старшей сопровождающей, мог быть ранен или контужен и забыть по малолетству свои имя и фамилию, да мало ли что могло быть... Все могло быть.

Запрос в Вологду Звягин направлять не стал. А попросил на работе поставить ему дежурства в графике на декабрь так, чтоб вышла свободная неделя подряд: взамен он отдежурит тридцать первого декабря и второго января.

Слякотным и мглистым декабрьским утром он кинул в портфель чистые рубашки, бритву и блокнот, принял заказы домочадцев на "настоящие вологодские кружева" и поехал в аэропорт.

В Вологде скрипел и искрился снег, воздух был розов, дышалось легко, Звягин пожалел, что по офицерской привычке не таскать с собой ничего лишнего он не захватил тренировочный костюм: взять бы в прокате лыжи и пробежаться хоть часок.

Он снял койку в гарнизонной гостинице, где всегда легче с местами, и позвонил в архив.

Размещался архив в стареньком двухэтажном здании, и пахло в нем именно классическим архивом: старой бумагой пахло, пылью и мышами. Опекаемый старенькой бодрой заведующей, Звягин провел здесь остаток дня и еще весь день, и узнал следующее.

Из трехсот пятидесяти пяти детей и одиннадцати воспитательниц, фамилии которых он скрупулезно переписал в Ленинграде, в Вологду прибыло триста девятнадцать детей и десять воспитательниц. Жихарева Петра среди прибывших с той партией эвакуированных ленинградских детей - не значилось. Следовало предположить, что да, одна машина Ладогу не пересекла...

Новостью это не было - подтверждалось лишь известное. Больше заинтересовало Звягина другое. В том же марте сорок второго года 37-й детский дом имени Маршала Тимошенко принял в числе поступивших еще с двумя партиями из Ленинграда четырнадцать человек с пометкой "родители не установлены": малолетки, чьи документы каким-либо образом затерялись, и кто не мог назвать ни родителей, ни адреса, ни порой фамилии и даже имени. В мае сорок третьего года при слиянии двух детдомов они были переведены в Киров, в детский дом для сирот войны.

Четверо из них были мальчиками, возраст которых записали как трехлетних.

- Спасибо,- сказал Звягин, вручая старушке-заведующей торт,- кое-что я, кажется, нашел.

Ночь он проспал в приятно постукивающем поезде и сошел в Кирове с ощущением близости цели.

В облоно все нервничали, бумаги летали, вихрь проносился по коридорам: грянула какая-то проверка.

- Я к вам из Краснознаменного Ленинградского округа,- нагло представился Звягин в отделе кадров.- Требуется справочка... Оказалось, что детский дом закрыт в шестьдесят первом году.

- Списки хранятся, безусловно. Срочно? Зайдите завтра... В списках значились и те четверо уроженцев Ленинграда, эвакуированных в марте сорок второго года; именовались они как Петрищев Сергеи Анатольевич, Середа Николай Александрович, Вязигин Павел Гаврилович и Хабаров Павел Павлович. В сохранности были и личные дела. ("Имена, фамилии? Называли в честь близких, друзей, спасителей, писали иногда свою фамилию или придумывали что-нибудь - ведь без имени и фамилии челонеку никак...")

Вязигин в пятьдесят третьем году был осужден к трем годам колонии для несовершеннолетних, дальнейших сведений обдано не имело, и его Звягин из поисков исключил.

А областное управление внутренних дел располагало лишь информацией, что трое других в октябре пятьдесят седьмого года были призваны в армию и с тех пор по Кировской области не значатся.

- Подавайте на розыск,- посоветовал усталый капитан.- Через пару месяцев придет ответ; человек у нас потеряться не может.

Звягин составил заявление, заполнил три листка данных, положил на полированный стол и поехал брать билет на самолет.

...Отсиял елочными гирляндами Новый год, отсвистел ветрюгой с Балтики редкостно студеный январь, сыпануло ворохом открыток от старых сослуживцев 23-е февраля,- когда в официальных конвертах стали приходить извещения на запросы.

Хабаров жил в Кемерове. Петришев - в Николаевской области. Середа Н. А. в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году окончил Ульяновское высшее военно-техническое училище и погиб девятого октября семьдесят третьего года при выполнении задания.

Звягин заказал по междугородному телефону Кемеровское и Николаевское УВД, объяснил ситуацию: ищет человека, спасибо за сведения, как узнать некоторые дополнительные обстоятельства?..

Минуло немало времени, пока он в последний раз перелистал ворох накопившихся справок и выписок, аккуратно подколотых к заполненным страницам блокнота, нашел нужную и позвонил.

- Зоя Ильинична? Беспокою вас по поводу военных лет... Выстроенная версия оборачивалась реальностью. Вот таким образом случилось, что Сергей Анатольевич Петрищев получил из Ленинграда следующее письмо: " Уважаемый Сергей Анатольевич! Пишет незнакомая вам, но хорошо вас помнящая Зоя Ильинична Теплова. Вы меня, конечно же, помнить никак не можете, я - та самая воспитательница, которая сопровождала машину с детьми через Ладогу двенадцатого марта сорок второго года. Машина эта до Войбокало не дошла - была уничтожена немецким пикировщиком. Вы, трехлетний мальчик, сидели в кузове у кабины рядом со мной, и когда после взрыва бомбы машина накренилась на расколотом льду и заскользила в воду, я успела только схватить вас, а потом все скрылись в ледяной воде, я стала тонуть, но меня вместе с вами успел вытащить шофер, в последний миг выскочивший из кабины.

Колонна машин уже объезжала полынью, останавливаться было нельзя, нам кричали бежать и садиться быстрей! Сели в чужую машину, немного отстав от своей колонны, с одежды текло, мы сняли с вас все и закутали в чей-то платок, боялись воспаления легких. Я оказалась ранена осколком, сразу сгоряча не почувствовала, у первой же перевязочной палатки меня высадили, и вас передали регулировщице рядом со мной, ведь я за вас отвечала, а думать, что делать, было некогда, машины шли и шли, и та машина ушла, в ней осталась ваша мокрая одежда, а вещи утонули раньше. Я все слабела, регулировщица, поняв, что случилось с вами, выругала меня и передала вас на проходящую машину, в кабину, чтоб не замерзли.

Мне сделали перевязку, потом в Войбокало оперировали, а после поправки я окончила курсы и ушла санинструктором на фронт.

Я долго переживала, что вас отправили дальше без всяких примет личности, отставшим от колонны, а когда ребенку всего три года и он пережил такие страшные испытания, что и взрослым порой не снести, то мало ли что может случиться, вдруг потеряется, кругом война...

Потом было очень много и тяжкого, и хорошего, я воевала, была еще раз ранена, кончила войну в Восточной Пруссии, вынесла с поля боя пятьдесят семь бойцов, была награждена медалями, но вас помнила, такое не забудешь, вы были мой первый спасенный.

Вот и прошла моя жизнь, теперь я на пенсии, но чувствую себя еще неплохо, стараюсь бодриться. Осенью была на экскурсии в Вологде, и как меня кольнуло: может узнаю что о вас. Вспомнила как живое: и висящие в черном небе люстры на парашютах с их мертвым светом, и вой самолетов, зенитки стучат, вы все плачете в кузове, я вас криком успокаиваю, а у самой сердце обрывается, и тут взрыв рядом, и мальчик, которого я схватила и не выпускала, пока саму не вытащили с ним вместе на лед...

Оказалось, что того детского дома давно не существует. А главное - что с тем транспортом эвакуированных из Ленинграда Петя Жихарев не поступал. А Петя Жихарев - это тот мальчик и был.

Вы, наверное, уже поняли, что Петр Жихарев - это вы и есть...

Здесь ошибки быть не может, потому что никакого Петрищева Сергея Анатольевича из Ленинграда в тот период не эвакуировалось, зато с тем самым транспортом прибыл трехлетний мальчик без личных вещей и в одежде чужих размеров, контуженный при бомбежке на Ладоге, который ничего про себя сказать не мог, знали только, что раненная воспитательница вытащила его из потопленной машины.

А новое имя вам дали при записи в детском доме, и об этом сохранилась пометка. Вот так Петр Жихарев, на самом деле не погибший, а живой, превратился в Сергея Петрищева.

Я долго наводила справки, куда только не обращалась, и из Центрального военного архива узнала, что ваш отец, Жихарев Степан Михайлович, пал смертью храбрых двадцать четвертого июля сорок первого года под Лугой.

А теперь самое главное. Ваша мать, Жихарева Ефросинья Ивановна, жива, живет в Ленинграде..."

Так связалась нить, которая привела к дверям шестнадцатой квартиры немолодого уже мужчину с чемоданом в одной руке и огромным букетом южных роз - в другой.

- Мне Жихареву Ефросинью Ивановну,- неестественно высоким напряженным голосом произнес он.

- Зачем еще? - подозрительно спросила Жихарева.- Ну. я это...

Он сделал глотательное движение горлом, попытался улыбнуться, бросил чемодан, сказал:

- Мама...- и заплакал.

Старуха побледнела, глаза ее сделались огромными и черными, невидимая молния прошла сквозь нее, она дрогнула и сжала зубы в крике, когда мужчина обнял ее, неловко роняя на серый кафельный пол красные розы.

Свет в окне на четвертом этаже, выходящем во двор, погас в эту ночь в половине шестого утра, когда зашумели по улицам первые автобусы.

А назавтра они сидели за уставленным снедью столом втроем с Зоей Ильиничной, и она все повторяла историю многомесячных поисков и раскладывала бесчисленные справки, заверенные всевозможнейшими подписями и пестреющие разнообразными печатями архивов.

Петр Степанович, постепенно привыкающий к своему имени-отчеству, закатил счастливой матери турне по магазинам, завалил нужной и ненужной всячиной, прогостил три дня (на столько его отпустили со стройки, где работал), а в воскресенье свел ее под руку к такси, ждущему внизу, побросал чемоданы в багажник, и они отбыли в аэропорт:

- Поедем, мама. Поживешь у нас, увидишь внуков, с невесткой познакомишься... у нас уже тепло.

Старуха помолодела на десять лет, сияла и утирала слезы, не сводя глаз с сына - взрослого, самостоятельного, с семьей, уважаемого людьми, хорошо зарабатывающего. Что еще надо для счастья.

- Вот и все,- задумчиво сказал Звягин вечером.- Теперь ей есть ради кого жить. А кто счастлив сам - другим зла не желает.

- Почему ты им не сказал, что это ты его нашел? - задето спросила дочка, шествуя из ванной спать.

- Зачем? - пожал плечами .Звягин.- Я это делал из интереса.

- Несправедливо. Деньги на поездки тратил... И где спасибо?

- А Разве справедливо, когда у одних все хорошо, а у других - плохо? Считай, что мы просто отдали долг. И - брысь в кровать!

Наливая в термос сваренный кофе, чтоб утром не возиться второпях, жена тихо спросила:

- Ты уверен, что они никогда не узнают?

- Абсолютно... Теплова - единственная воспитательница из тех одиннадцати, живущая сейчас в Ленинграде. Она все поняла и согласилась сразу; она не скажет. Проверить все через столько лет уже невозможно: людей не осталось... Я подставил одну-единственную цифру в одной справке: дата прибытия в Вологду. И не станут никогда люди разуверять себя в том, во что им необходимо верить... Он чувствовал моральную потребность оправдаться.

- Честное слово, я ведь это не для того, чтоб от нее избавиться,- сказал он.- Мы к ней уже, в общем, и привыкли. Жалко человека. Усыновляют же чужих детей. Если у сына есть мать, а у матери - сын, что ж здесь плохого, а. Пусть радуются, пока живы.

в кой-то мере тема посвящена ей

(у меня лично было пару попыток со стороны наших форумчан - просто я не буду реагировать на это и красиво уйду - как бы кто-то не старался - мне черного цирка в жизни хватит - ну а тут, я отдыхать прихожу, если я не права могу извиниться, лучше 5 раз переспрошу - но скандалить увы - не мое это)

мне тоже типа намекнули на это - но нет, у меня очень плохой характер, я человек который правду в лицо говорит а не за спиной..., если человек требует объяснений по поводу моего мнения я могу их принести - если я не права - еще раз - могу извиниться. Увы это не очень хорошее качество, так у тебя/меня много "доброжелателей", но приятнее то, что есть люди которые это ценят, хмс .. даже шеф, мог может найти куча всего ФЕ и уволить - но нет, так как и сам он - прекрасно понимает

я сильная - мне легче ...