Взрослая социальная сеть
 Свободен |
13-04-2005 - 20:40 Хорошо, оставлю. :) |
||||
 Тамарис Свободна |
13-04-2005 - 22:05 Жаль, что не дождались продолжения...  |
||||
| Свободен |
13-04-2005 - 22:11 Стоп, Тамарис!!! Оно готово. Я его выложу! |
||||
| lulianna Свободна |
15-04-2005 - 11:07 Жизнь идет своим чередом и преподносит нам уроки чтобы мы учились, становились сильнее, у окружающих свои уроки и м.б. они даже тяжелее наших. Поэтому по возможности наши проблемы не должны задевать окружающих |
||||
| Свободен |
18-04-2005 - 22:25 ГЛАВА 9. Согласие. Сквозь опущенные шторы пробился утренний лучик света, пробежал по полу, коснулся столика, упал на лицо девушки, спавшей на высоком ложе. В утреннем свете сильная бледность отразилась на лице девушки. Девушка открыла глаза, пошевелилась, попыталась откинуть оделяло и встать. Почтенная донна, мирно дремавшая у ложа девушки, тоже открыла глаза. - Ваше высочество, Ваше высочество, - испугано залепетала она, попытавшись остановить девушку и уложить обратно в кровать. Сильный удар, которого никак нельзя было ожидать от маленькой, хрупкой, слабой девушки, прервал кудахтанье почтенной матроны, отбросил ее назад, в кресло. - Vete por la pinga, - хлестнул резкий ответ, южная испанская кровь взяла вверх над привычной светскостью девушки. Резким движением она встала с ложа, резкая боль в левой груди пронзила ее, когда-то смуглое лицо девушки побледнело еще больше, девушка зашаталась, схватилась за поручень кровати. Сиделка, оправившись от шока, снова попыталась помочь девушке. Что-то узкое и длинное мелькнуло в руке у девушки, теплая красная струйка покатилась по руке сиделки. - Пошла прочь отсюда, - разъяренной змеей прошипела девушка. С широкими от ужаса глазами, словно увидев перед собой демона (что, собственно, было не так уже и далеко от истины), сиделка снова отступила назад, пятясь к двери. Не обращая больше внимания на сиделку, Лидия (это была именно Лидия), с некоторым трудом подошла к окну и, преодолевая боль, отдернула штору. Яркий утренний свет южного тропического солнца заполнил комнату, осветив богатое убранство, какое можно было встретить разве что в замках у богатых и влиятельных испанских грандов, но никак не на захолустном пиратском поселении. Но Лидия не обращала внимания на убранство комнаты. Ее больше заинтересовало то, что происходило на улице. Вот уже двенадцать дней, как неизвестный стрелял в нее из аркебузы, едва только Гор и Альварес привели ее к Истаяле. Четыре дня ее душа и тело пребывали между землей и небом, четыре дня ее личный врач (добровольно отправившийся с Лидией в изгнание), личные хирурги Истаялы и Гора боролись за ее жизнь. Вопреки самым мрачным прогнозам, она выжила, лишь едва заметный шрам, по словам хирургов, останется после того, как повязки снимут. Но Лидию сейчас интересовало не рана (хотя боль была сильной, мешала двигаться, а самое главное – сосредоточиться). Ее интересовал Гор. Тот самый высокий англичанин, который первый вступил на палубу ее корабля во время памятного боя, когда она попала в плен. Он заполнял ее мысли с того самого момента, когда она впервые увидела. Даже ее нынешнее положение, полное неизвестности, не тревожило ее. Будучи ростом едва в пять футов, Лидии приходилось вытягиваться в полный рост, что бы разглядеть то, что происходит на улице. Ее глаза упорно бегали по большой площади, ограниченной резиденцией губернатора, двумя казармами, почтой, ремонтной мастерской, трактиром и несколькими жилыми домами, разыскивая знакомое лицо. На удивление, в пиратском поселении царил идеальный порядок, так поразивший Лидию еще по прибытии в Лас Севилию. Не было видно пьяных, праздношатающихся, нищих, везде царила идеальная чистота и порядок. Видно, все то, что слышала Лидия об Истаяле, соответствовало действительности. Лидия уже отчаялась увидеть Гора, как ее взгляд выхватил из группы солдат того, кого она искала. Теперь ее мысли были заняты только одним… Первые дней десять, врачи не допускали в ее комнату никого. Запрет распространялся даже на Итсаялу. Кроме врачей и монахинь-сиделок, никто не заходил в ее комнату. У окон, вокруг дома, даже в самом доме было полно головорезов Истаялы, получившим четкий приказ и охранявшим Лидию пуще собственной жизни. Но третьего дня, осмотрев раненую и, удовлетворенные ходом лечения, врачи объявили: жизнь испанской инфанты вне опасности. И первым ее навестил Истаяла вместе с Гором. Но разговора у Лидии с Истаялом и Гором не вышло. Слишком хорошо они знали друг друга: Истаяла, на протяжении двадцати лет, был адмиралом испанского флота, Лидия выросла на его глазах. Бежавший, за свои крамольные мысли, от инквизиции, Истаяла остался прежним. Лидия, повзрослев, увидев жизнь Испании без прикрас, вынуждена была признать правоту многих мыслей старого адмирала. Она сама стала на путь, которым прошел Истаяла и была приговорена королевским судом к изгнанию из страны. Но не смогла она простить ему смерть своего кузена, убитого Истаялой при бегстве. С тех пор Гор, фактический адмирал пиратского флота Истаялы, приходил к Лидии один. Лидия не строила иллюзий: Гор не скрывал своей откровенной симпатии к юной красавице-испанке. Ее судьба теперь зависела только от нее самой: если она примет предложение Истаялы стать на их сторону, то она будет жить. Эгоизм Истаялы был прост: часть испанской знати уже готова отойти от Филиппа II и пойти за наследницей испанской короны. Если же нет… Если нет, то Карибское море огромно, укромное местечко для пышных похорон скромной испанской инфанты всегда найдется. Другое дело Гор… Гор… Лидия должна была использовать его в своей игре против Истаялы, но не могла… Не могла… Лидия вдруг почувствовала слабость, качнулась. Последнее, что она почувствовала, проваливаясь в небытие – сильные руки, подхватившие ее, падающую в преисподнюю. Снова открыв глаза она увидела сидящего у ее изголовья Гора. Шторы были открыты, тропические сумерки быстро опускались на остров. На столике у изголовья стоял ночник, поднос с каким-то питьем. - Вы откровенно глупите, Ваше высочество, - пророкотал голос с сильным испанским акцентом откуда-то из-за спины Лидии. Лидия повернула голову, тень скользнула немного вбок, и перед Лидией вырос Альварес. - Погоди, Педро, - ответил Гор. Взяв со столика фарфоровую чашку, он протянул ее Лидии. - Пейте, - потребовал он. - Нет, - тихо шевельнулись губы Лидии. Но Гор не стал слушать: резким движением он схватил Лидию за волосы, заставил сесть, насильно заставил выпить питье. Питье оказалось сладким и вкусным, пахнущим мятой, шиповником. Лидия почувствовала как силы прибывают. - Ну, ты, мужлан, - грубо оттолкнула она руку Гора. – Полегче… Блеснул в руке кинжал, серебристая молния мелькнула в воздухе и ударила в пустоту: Гор вовремя отшатнулся. Улыбка заиграла на его лице. - Держите, почитайте на досуге, - сказал он Лидии, бросив на одеяло пачку связанных писем. – Идем, Педро… Альварес и Гор скрылись за дверью. Лидия подняла пачку, любопытство охватило ее: на письмах, среди отдельных строк она узнала почерк Филиппа II, своего отца. К тому же, письма были скреплены отцовской печатью. Лидия развязала пачку, вытащила первое письмо и углубилась в чтение. Письма содержали часть дипломатической почты испанского короля, прежде всего его переписка с губернаторами американских колоний. Письма раскрывали Лидии ужасающие картины бедствий южноамериканских колоний, зверства, поощряемые мадридским двором, откровенный грабеж на благо метрополии, многое из того, против чего она выступила два года назад и за что она платила сейчас большую цену. Но было в письмах еще кое-что. Филипп II, не решаясь предать родную дочь смерти в открытую, как поступил со многими из ее соратников, связался с Генри Морганом. Стороны договорились, что мятежная принцесса (направляемая, якобы, в почетную ссылку) должна тихо и незаметно исчезнуть. Как это сделает Морган, Филиппа не интересовало: за исчезновение Лидии он платил Моргану приличные деньги – один миллион дукатов, больше чем Морган получил, разграбив Панаму. Морган честно выполнил свою часть сделки: он, через подставных лиц, связался с Истаялой, сообщив ему, что скоро в Панаму должен прибыть весьма ценный груз, за который можно получить весьма приличные деньги, плюс параллельно крупно насолить Филиппу. Морган учел, казалось, все: и то, что Истаяла сам не сможет принять участие в походе, и то, что среди капитанов пиратских кораблей, и среди команд немало англичан или испанец, имеющих зуб на Филиппа, и которые не упустят случая поквитаться с ним, пусть таким, способом. Учел он и то, что командующий эскадрой пиратов может оказаться умнее и дальновиднее, и решит использовать Лидию в своих целях, как приманку для испанцев: в Лидию, в тот вечер, когда она прибыла во дворец стрелял один из агентов Моргана (Альваресу, фактическому главе контрразведки Истаялы, не удалось еще их всех переловить). Нецензурное определение вырвалось из уст Лидии. В принципе, она не удивилась: о много она догадывалась. Теперь же с Испанией (той Испанией, что была сейчас), ее больше ничего не связывало. Она отшвырнула письма в сторону, легла и уснула. Следующие две недели Лидия быстро шла на поправку. Уже через месяц после ранения врачи разрешили ей совершать пешие и конные прогулки, заниматься физическими упражнениями (в меру, разуметься, и под надлежащей охраной). Много времени Лидия проводила в библиотеке, в уединении. Ни Истаяла (изредка появлявшийся, что бы проведать принцессу), ни Гор, ни Альварес ни словом не обмолвились об деле. Но однажды, когда Гор и Лидия (Гор проводил с Лидией почти все время, и Лидия не сказала бы, что это ей было неприятно) совершали прогулку по острову, Лидия вдруг осадила гнедого. - Мы можем здесь поговорить? - Почему бы нет? – ответил Гор. Он соскочил с коня, Лидия, отказавшись от помощи, спрыгнула с лошади самостоятельно. Гор сделал сигнал стражникам держаться в отдалении. Они находились на лесной поляне, вдалеке шумела небольшая речушка. Лидия взяла Гора под руку, Гор вздрогнул, но не отстранился. - Пройдемся к речке, - пряча улыбку шепнула Лидия. Они молча спустились к реке, Лидия отпустила Гора и присела на корточки перед самой водой. - Я согласна, - сказала она. – Но я не хочу быть просто Вашим символом. Я хочу принять командование одной из эскадр. А в ратном деле я смыслю побольше, чем многие из Вас, ты сам уже в это убедился. |
||||
| Тамарис Свободна |
18-04-2005 - 22:41 А дальше? Продолжение последует? |
||||
| Свободен |
18-04-2005 - 22:45 А как же. :)))) Ждите сюрприза в следующей главе! |
||||
lapka Замужем |
19-04-2005 - 14:51 ждем, ждем   |
||||
 Unknown1723 Свободен |
25-04-2005 - 08:06 Воскресенье. Льет долдь. Холодно. Брожу по центру Москвы. Тоска одолевает меня. Проходя в сотый раз около Исторического музея, в голову приходит мысль: «А не пойти ли...» Шатаюсь по залам в поиска чего-нибудь интересного. Гробницы, иконы, статуэтки... угрюмый народ, слоняющийся от витрины к витрине. Вдруг, замечаю молодого человека, пристально изучающего экспозицию Петра I. Он был аккуратно одет, джинцы, чёрный свитер с молнией, классические туфли. На шее было украшение из кусочов дерева, на правом мезинце и правом безымянном пальцах тонкие кольца. Он внимательно изучал витрины, от одной к другой. После этого он проследовал к экпозиции истории МГУ, я поспешил за ним, боясь к нему обратиться и начать разговор. Вскоре, я заметил ещё одного одинокого молодого человека с кольцом на правом мезинце, поглощенного в изучение старинных документов об основании Первого Университета. Я подумал, «Здесь Мекка?!» Осмотрев весь зал, молодой человек скрылся из виду. Но я продолжал наблюдать за своим первый объектом. Пытаясь сделать вид, что скурпулезно изучаю композицию, я следил за своей «жертвой». Прошел час... Нужно обладать адским терпением, чтобы выдержать это. Я уже обошел все экспонаты, пытаясь найти в нудных документах хоть что-нибудь интересное, а мой объект так и не отошел от первой витрины. Близилось закрытие музей. Строгий женский голос объявил в микрофон, что пора покидать музей. Поняв, что объект, нежелающий покидать столь «интересную» экспозицию, никуда не денется – выход из музея один, я быстро собрался и стал ждать его на улице около входа. Через пять минут появился он. Стремительной походкой объект направился в сторону Музея Археологии Москвы. Там проходила выставка гохрана. Заплатив на входе за билет, я проследовал за ним. Избрав методику слежки «а мне тут тоже надо...», я изучал шедевры ювелирного искуства: уникальные колье, медали, пасхальные яйца Фаберже. К моему счастью, музей уже закрывался. И я продолжил слежку за молодым незнакомцем. Он напраправился в сторону подземного Манежа. Тут расстояние между нами заметно увеличилось, и я потерял его из виду. То ли он остался на первом этаже, то ли спустился на второй или зашел в какой-то магазин. Я его потерял! Потравив около трех часов, я облажался. В таком смешении народа найти человека просто не реально. Какое же было моё удивление, когда миниту через пятнадцать я увидел его, идущего мне на встречу. Игра продолжалась... Он вышел на площадь, кого-то ждал, нервничал, звонил по мобильному... Затем прошел по подземному переходу и направился в сторону Пушкинской площади. Честно, я бы не стал за ним следить дальше... Было уже поздно и я очень устал за день. Я вовсе не маньяк, и не собирался идти до его дома, подкарауливая его у двери. Но так уж случилось, что на Пушкинской площади у меня был спрятан «рояль в кустах». На площади ждала меня моя машина, которую я там припарковал. Я шел за ним. Он останавливался, я его обгонял, продолжая следить за ним спереди. Затем он снова меня обгонял. Я не пытался скрыть своё присутствие, хотя это было бы очень тяжело сделать так, как я был одет в ярко-красную куртку, и меня было видно за версту. По дороге он зашел в книжный магазин. Я наблюдал за ним, схватив с витрины первую попавшуюся книжку (повезло, что это оказался не мыльный детектив). Не найдя нужной книжки, он продолжил движение в сторону Пушкинской площади. Близилась развязка ... Он сворачивает за угол, останавливается, мельком смотрит на меня, и идет дальше по улице. Я делаю хитрый маневр: спускаюсь в переход. Он, непоняв в чем дело, почему я его «отпустил», разворачивается и начинает идти за мной. Всё начало разворачиваться с точностью до наоборот. Проведя более четырех часов в слежке за ним, развязка наступила меньше, чем за минуту. Он догоняет меня, хватает за плечо, окликая: «Постой! Ты что за мной тащишься? Тебе жить надоело?!» Такой развязки я не ожидал! Хотя, что можно было ожидать от напуганного молодого человека. Если бы я подошел к нему в музее, может быть события разворачивались совсем по-другому. Я мог, конечно, сказать ему, что он мне нравиться и ... Но что тут поделаешь... Я сделал вид, как-будто ничего не произошло и ответил, что я просто иду к себе домой. «Ну... иди», ответил он. Мы разошлись в разные стороны... Я ещё долго ходил по площади, в надежде снова «случайно» увидель его, но....на этом история закончилась или ....нет??? |
||||
| Свободен |
25-04-2005 - 08:41 Рассказ перемещен из гей-форума, где он был представлен в виде новой темы. |
||||
_-=Mr.X=-_ Свободен |
25-04-2005 - 08:42
Ну у тебя и политика...
А мне нравится эта история. Такое приключение... А какая у тебя сила воли, я бы давно на всё плюнул. Жизнь без таких (своего рода) приключений не интересна. Зато тебе есть, что вспомнить. А на счет продолжения... Это зависит от человека, может в следущий раз он тебе морду набьёт, а может наоборот вы наконец то познакомитесь. Но боюсь первое реальней... |
||||
Sonik Свободен |
25-04-2005 - 21:04 Вот, однажды написали со знакомой девушкой вместе... не судите строго.. Оторванный листок Маленькие звездочки россыпью блистали на темном и глубоком небе. Это казалось кощунственной роскошью в таком пустынном краю... Здесь не осталось ничего живого: ни травинки, ни кустика... Лишь старый окаменевший дуб казался смешной карикатурой на фоне чистого горизонта... Дул теплый ветер. Полная луна освещала усталое лицо путника... Он сидел оперевшись на сгоревшее дерево. Поношенный плащ, видавший не один поход, пыльные сапоги... сразу было видно, что он не из здешних мест. Да и откуда бы взяться эльфу в таком не приветливом и безжизненном крае? Тонкие черты его лица слегка подрагивали. Ему снился сон... Поле. Бескрайнее, бесконечное во всех его пониманиях... унылая пожухлая трава, тусклое затянутое черными тучами небо... Он стоял на невысоком холме, время казалось, замерло. На горизонте, вместе, где поле сходилось с небом, стояла ещё более черная, чем тучи, полоса тьмы. Казалось, ей не было предела. Это были самые тёмные силы этого давно забытого королевства. Он обернулся.. позади он увидел тех, кто всё еще верил в свет... Даже природа казалось, замерла по середине между двумя этими силами. Столкнулись свет и тьма... Многим не суждено было вернуться назад. Эльф вновь посмотрел вперёд, ровно в середине между двумя войсками сидел ворон. Все замерли, птица сделала несколько шагов и расправила крылья... с первым ударом крыла, время, словно вновь обрело свой ход.. Войска с криком двинулись с места друг на друга. Если бы хоть кто-то мог представить, что произойдёт, то может этого бы никогда и не было. Он бежал в первых рядах... Мысли его смешались, в сердце была и боль и ярость.. Вот первые звоны ударов стали... первые крики раненных. Его клинок вонзился в тело орка, другой отразил удар еще какого-то существа.. Пламя, вот что горело в нём сейчас... он не хотел жить сам, он хотел подарить жизнь другим.. Его сабли выплясывали свой танец смерти. Он был отличный воин, таких мало во всем этом забытом королевстве.. Вдруг неожиданно послышался крик с боку.. Эльф обернулся и увидел зажатого в угол между тремя орками друга. Отразив ближайший удар, он скользнул в ту сторону и подоспел во время, чтобы отбить топор врага перед самой спиной друга... Удар, еще один... он свободно сражался с медлительными орками.. Минут через пять он, уже подмигнув другу вытаскивал саблю из ближайшего врага, но, повернувшись он увидел занесённый над ним меч тёмного человека.. в глазах его читался мрачный холод... Время теперь уже не остановилось, а казалось, замедлило свой ход... меч врага плавно, с нудной болью вошел в плечо сквозь тонкую мифриловую кольчугу и хотя это произошло всего за несколько секунд, для эльфа этот миг показался вечностью... Он проснулся в холодном поту, не сразу поняв, где находиться... Левое плечо постанывало.. Еще один кошмар... Когда же это закончиться? Еще один сон.. и еще одна мучительная пытка. Это всегда начиналось внезапно.. на него наваливались образы, битвы или наоборот какие-то светлые и счастливые сцены... Вот и сейчас он мучительно напряг память, пытаясь в ее тайных закоулках найти хоть какой-то намек Быль это или Небыль. Ничего. Опять ничего. Уже много дней он не мог понять кто он и откуда. Он не помнил даже своего имени. У него было какое-то незаконченное дело... Но вот какое он все никак не мог вспомнить. Лишь эти сны... Он пошевелился. Над горизонтом тихо всплывал огненный диск солнца, окрашивая облака в фиолетово-огненные оттенки. Пора было отправляться в путь навстречу солнцу... *** Под лучами солнца плавился воздух. На горизонте показалась тонкая фигура путника. Он был высок и изящен. Длинные волосы ниспадали на плечи. За плечами у него был лук и колчан с тремя последними стрелами, на поясе легкий меч. Его зоркие глаза заметили нечто необычное на этих бескрайних и выжженных просторах. Маленький зеленый стебелек пробился из вымученной земли... "Я почти дома." Он не мог этого знать, но он это чувствовал. Большие небесно голубые глаза, глубокие как океан и теплые как солнце смотрели на него. Он знал, что эти глаза за ним давно наблюдают. Ему рассказал об этом сокол. Помимо хорошего война в нём жил следопыт. Отличный следопыт. Он легко понимал язык животных и свободно общался с ними, отвечая жестами. Еще за несколько часов до того, как он почувствовал, что он почти дома, сокол подлетел к нему и рассказал, что невдалеке за ним следует и наблюдает какая-то девушка. Вот еще несколько шагов и дорога уходила в сторону огибая невысокую гору. Шаг... еще шаг. С каждым шагом сердце билось всё сильней. Еще шаг... Он повернул за гору и увидел его. Дом... Впереди раскинулся небольшой красивый луг... эта была даже полянка. Зеленоватая травка игриво переливалась на ласкающем её солнышке. За полянкой раскинулся мощный, величавый и необычайно красивый лес. Вид этого леса завораживал. Повеяло приятным запахом какой-то пищи. Где-то рядом журчала небольшая речка. В животе у путника заурчало, он не ел ничего уже много времени. Телом овладело успокаивающее чувство защищенности и свободы. Плащ легонько развивался на тёплом приятном ветерке. Путник упал на землю, прокричав заветное слово, которое уже несколько лет он повторял про себя: Дом!... Он уснул на этой мягкой траве под лучами тёплого солнца. Здесь он не боялся врагов... он не боялся ничего в этом славном месте. Теперь он обрёл дом, который он искал всю свою жизнь. Он знал это. Путник проснулся от треска костра рядом. Он был накрыт тёплым одеялом, от костра веяло приятным запахом видимо рыбного супа. Он не подал виду, что проснулся, он решил понаблюдать за тем необыкновенно красивым существом, которое сидело около костра. Это была изящная, стройная, необыкновенно красивая девушка с большими небесно-голубыми глазами. Её длинные волосы мягко развивались на лёгком ветру. Она напоминала ему ангела. Девушка давно заметила, что путник не спит, и дала ему понаблюдать за ней. Через несколько минут она посмотрела на него и произнесла: Приветствую тебя в наших лесах. Вставай. Тебе надо поесть после длинного пути. Он знал, что этот звонкий, мелодичный голос он никогда не забудет. Открыв глаза, он увидел голубое бескрайнее небо и еще раз понял... Он дома... *** Они не виделись уже несколько лет. "Где она, что стало с ней? По-прежнему ли глубоки ее глаза..." Его постоянно мучил этот вопрос. Вот и сейчас ночью, на кануне битвы Энтина мучили эти вопросы. В тихом шорохе на опушке леса он не мог заснуть... Он стоял на невысоком холме, время казалось, замерло... ...ровно в середине между двумя войсками сидел ворон... Птица еще раз повела головой, повернулась к Энтину и прищурившись каркнула, как бы оценивая собравшихся. Что-то смутно знакомое было в этой птице. Где-то далеко в подсознании мелькнула тревожная мысль. Дежавю... Все замерли, птица сделала несколько шагов и расправила крылья... с первым ударом крыла, время словно вновь обрело свой ход.. Войска с криком двинулись с места друг на друга. Это была последняя битва. от нее зависел исход этой изнуряющей войны. Светлые силы стояли у загадочной крепости Кришал-Тири. Он снова бежал в первых рядах, но вдруг остановился. Сабля в правой руке наполнилась холодом... он чувствовал, как жажда сабли огня пропитывала его руку.. Сабля была выкована дварфами и она была создана для борьбы с порождениями пламени. Каждый раз когда такое создание оказывалось рядом сабля словно жаждала погасить этот огонь своим холодом... Энтин оглядывался по сторонам в поисках огненного создания и вдруг послушался, чей то крик сбоку - Дракон! Дракон! Сделав несколько шагов, он увидел огромного, багрового цвета дракона... Взмах его крыльев оставлял за собой огненный след, чешуя словно пылала огнём... Дракон набрал воздуха в лёгкие и испустил пламя.... Левого фланга больше нет.. - простонал кто-то. Появление дракона слишком сильно изменил перевес сил в пользу тёмной стороны.. Энтин решил действовать. Он решил для себя, что даже ценой его жизни дракон должен быть убит... Огромное существо, как раз приземлилось, рядом набирая новый потом адского пламени в лёгкие. Несколькими шагами Энтин преодолел расстояние между собой и драконом... Сабля лёгко вошла в чешуйчатый живот огромного существа и начала быстро забирать его силы.. Рёв дракона пронзил поле битвы. Борясь и впитывая пламя дракона сабля отбирала силы у эльфа... он уже ничего не слышал и видел... только ощущал холодный отток сил из его тела... Пошло еще несколько томительных для всех минут и дракон упал на землю... он был мёртв.. *** Сознание медленно возвращалось к нему. Сперва он почувствовал тупую боль в левом плече, потом до него стали доноситься еле различимые звуки. Он был не один. Сквозь ресницы он пытался рассмотреть где находится. Он лежал на черном каменном полу, он был туманно прозрачным. Стены были расписаны странными рунами. - Я рада, что ты пришел в себя. "Какой знакомый голос..." - пронеслось у него в голове. Он узнал бы его даже через тысячу лет. Энтин встал и посмотрел на нее. Она была такой же, какой он ее помнил, но только что-то новое появилось в ее взгляде. - Ну что же ты молчишь? Не узнал? - Я так долго тебя искал... Она лукаво улыбнулась. - Где ты была столько времени? Что произошло? Я как тогда при нашей первой встрече нашел тебя проснувшись.. - Энтин ты как и тогда усталый и изнеможенный находишься у меня дома. Ты в Кришал-Тири. - Она весело рассмеялась. - Так это была ты... - Он не мог поверить своим ушам. - Я забрала тебя с поля не для этого! Помнишь, как мы хотели быть всегда рядом? Предлагаю тебе стать рядом со мной, и мы вместе будем править этим жалким миром! Я научу тебя магии и... - Замолчи! Её брови удивленно приподнялись. - Как можешь ты это говорить? Почему? - он приблизился и заглянул в ее голубые глаза. Там был лишь лед. Она обожгла его своим холодным взглядом. Он не мог поверить. Это была она и в тоже время не она. - Энтин твое войско проиграло! У вас нет ни малейших шансов! Не глупи и брось свою игру в благородство! - Лина... Она вздрогнула при звуке своего имени. Маги никогда и никому не раскрывают своего настоящего имени. Что-то теплое и забытое шевельнулось в ее сердце. Она оттолкнула его и схватилась за амулет на своей шее. Амулет в виде причудливо переплетенных пиявок подавил в ней неприятное ощущение. - Да или нет? мне нужно лишь одно твое слово! Подумай! Одно заклинание и твои войска падут, если ты согласишься, они станут неуязвимыми, и мы пойдем дальше! - Я... - Он подошел к ней, - только хочу сказать тебе... Что я тебя люблю! Её большие глаза округлились и на лице застыло детское удивление. Она тихо присела на пол. Он отбросил в сторону проклятый амулет, который случайно с нее сорвал. Тонкая красная струйка стекала по древней и резной рукоятке кинжала. - спасибо.. - только и успела прошептать она. *** Сильный порыв ветра оторвал с ветки молоденький листок. Он тихо парил в воздухе, выполняя свой танец, и в очередном причудливом падении коснулся ровной глади озера. Энтин печальными глазами следил как отправляться в путь этот так рано оборванный листок. Фион, его верный друг, подошел к нему и положил руку на его плечо. - Ты не мог знать, что виной всему амулет. - Я должен был догадаться. Слеза тихо скатилась с его щеки.. всё было кончено.. |
||||
Затворник Свободен |
26-04-2005 - 15:40 Очень и очень красивый рассказ! И всё же, хочется всегда верить в сказку, в сказку со счастливым концом. Быть может, готовить нужно себя к худшему, но при этом всегда верить в лучшее. |
||||
| Свободен |
26-04-2005 - 22:21 ГЛАВА 11. ВОЗРОЖДЕНИЕ. Сентябрь 1680 года. Маленький караван голландских судов шел вдоль побережья, стараясь держаться поближе к берегу, укрытый густым тропическим лесом и изгибавшимся, словно змея. Голландские стяги развивались над флагштоками кораблей. Корабли шли в открытую, не скрываясь и не прячась. Встречные испанские и голландские суда, завидев караван, принимали немного к ветру, стараясь разминуться с незнакомцами, несмотря на то, что суда были явно не пиратскими, были построены на голландских верфях и шли под нидерландским флагом. Но эскадра не сворачивала со своего пути, дабы наброситься на неосторожно приблизившуюся добычу, опытный глаз мог разглядеть в подзорную трубу обычную деятельность команды на обычно торговом судне: матросы драили палубу, карабкались по вантам на мачты, боцмана распекали нерадивых, прибегая не только к словесным методам убеждения, в орудийных портах кораблей торчало, от силы, по шесть-семь жалких орудий. Впрочем, корабли пиратов всегда имели на борту мало орудий, а команды их были многочисленны: они охотились за добычей, что им проку от корабля, который пойдет ко дну вместе с грузом? Потому они и применяли разные хитрости: корабли маскировались под слабо вооруженные торговые суда, вывешивали на мачтах и флагштоках флаги дружественных или нейтральных, для корабля-жертвы, страны. Но на этот раз, кажется, все было по-другому, похоже, купцы были теми, за кого себя выдавали. Солнце перевалило за полдень, длиннющий, выступающий далеко в море, мыс, увенчанный остроконечными скалами, приблизился к эскадре, корабли, взяв к ветру, спустили паруса и легли в дрейф. Дверца капитанской каюты на баке отворилась, на палубу вышли двое: Гор и молодой человек, на вид не старше тридцати. Впрочем, о возрасте его трудно было судить: он был невысок, хрупок, лицо его закрывала голубая полумаска, оставляя открытым лишь зеленые глаза. Никто и никогда не видел его лица… Появился он на Тортуге в августе 1678 года. За месяц до этого и через две недели после памятного разговора Гора и Лидии, Лас Севилья подверглась нападению испанцев, ударившим по Лас Севилье одновременно с моря и суши, высадив десант неподалеку от пиратского поселения. Бой был не долгим: через два часа, сломив сопротивление защитников, испанцы взяли городок штурмом, два пиратских корабля, стоявшие в гавани, испанцы взяли на абордаж, сожгли и разграбили город и убрались восвояси. Испанцы были очень удивлены, узнав через несколько месяцев, что Истаяла, Гор и Альварес знали о нападении, заблаговременно, понимая бесперспективность обороны города перед превосходящими силами врага, вывели почти все награбленное, большую часть гарнизона и отвели почти весь флот на новое место, в глубь острова, оставив лишь в самом городе приманку: небольшой гарнизон, пару кораблей и часть добычи, дабы испанцы, овладев городом, не хватились сразу и не обнаружили обман. Лишь одно омрачило пиратских вожаков. Испанцы атаковали Лас Севилью на несколько часов раньше, чем того ожидал Истаяла. И Истаяла, вместе с Гором и Альваресом, едва успели унести ноги из охваченного огнем города, оставив часть подготовленных в вывозу по суше, ценностей в городе. Но это было не самым страшным. Самым страшным было то, что в самом начале атаки погибла Лидия. Погибла глупо: в ее дом, стоявший на окраине, за пределами крепостных стен, попало сразу две бомбы c испанского фрегата. От дома не осталось камня на камне, части дома разметало по округе в радиусе двухсот ярдов. На месте, где стоял дом, нашли лишь остатки тел погибших слуг, тела Лидии, находившейся в момент взрыва в доме, куда она прошла за вещами, собранными к отъезду, так и не нашли. Альваресу с огромным трудом удалось оттащить (ценой удара гардой сабли по голове и серьезной раны), потерявшего способность думать и соображать от боли и горя, друга от развалин. Лишь на следующий день, уже после падения Лас Севильи, испанские солдаты нашли неподалеку от развалин дома тело молодой девушки, похожей на Лидию. Командующий испанским карательным отрядом герцог Де Вайт, лично знавший принцессу, опознал испанскую инфанту. Опознал по родинке на левой руке и татуировке возле нее, ибо лицо девушки было изуродовано до неузнаваемости. Принцессу похоронили, карательный отряд отбыл восвояси. На новом месте, пираты создали поселок, стали налаживать отношения с индейцами, стараясь заручиться их поддержкой. А дней через десять, из нового, только что отстроенного дома, где жило высшее руководство пиратской республики (многие пираты еще ютились в лачугах индейцев), в сопровождении Гора и Альвареса, вышел молодой человек в голубой полумаске. Кто он – никто не знал, как и никто не знал – как он появился в поселении и откуда, но никого это особо не интересовало: раз Истаяла ему доверяет ему, значит и дело с концом. Молодому человеку поручили командование галеонами, и он проявил себя опытным, знающим толк в морском и пиратском ремесле, командиром. Несколько удачных операций, проведенных им через несколько месяцев после того, как пираты основались на новом месте, закрепили за ним славу удачливого капитана, команды его кораблей готовы были пойти за ним в огонь и в воду. Но по прежнему, никто, никогда не видел его лица, кроме Истаялы, и никто, кроме него не знал ничего о его прошлом. Истаяла, Гор и Альварес также не теряли времени даром. За несколько месяцев, прошедших после падения Лас Севильи, новое поселение было отстроено заново, возведены новые укрепления, созданы новые фермы, при содействии туземцев начались разработки рудников, в городе началось возведение мануфактур, благо, оборудование было заблаговременно вывезено из Лас Севильи. Часто можно было видеть, как Истаяла (взявший на себя командование общеорганизационными вопросами и руководство постройкой города), мелькает то тут, то там, находя выход, казалось бы из безнадежных ситуаций, находя без труда общий язык одновременно с самыми разными людьми, и казалось, находя выход из самых безнадежных ситуаций. Многие пираты, увлеченные идеями Гора, из слепого орудия в его руках, превратились в его надежных союзников и соратников, все шло к тому, что начинание Гора должно было увенчаться успехом. Новое государство, где должны были царить равенство и закон, получила название – Либрария. Сам Гор (многие заметили, что Гор, после гибели Лидии, стал злее, не щадил себя, словно искал смерти), вместе с Альваресом, понимая, что испанцев и голландцев долго за нос водить не удастся, а колония еще слишком слаба, что бы с успехом противостоять их натиску, занялись стравливанием через агентурную сеть испанцев с англичанами и французами. Им сопутствовал несомненный успех, обстановка в Карибском море стала снова накаляться, огонь новой крупномасштабной войны прокатился по Новому свету. Когда, наконец-то, европейские державы сообразили, что хозяевами в Карибском море становятся не метрополии, а неизвестно откуда взявшееся государство, с еще более странными целями, время было упущено. Для Либрарии настало время для решительных действий… Из достоверных источников стало известно, что европейские державы сумели договориться между собой, на одном из секретных совещаний в Лиссабоне было решено нанести упреждающий удар по Либрарии, пока новоявленная республика не превратилась в реальную угрозу. В Карибское море в срочном порядке было направлено две эскадры: англо-французская и испано-голландская. Командующие эскадрами получили четкий и недвусмысленный приказ: уничтожить Либрарию любой ценой. Надо было действовать быстро. И руководство Либрарии направило две команды на перехват вражеских кораблей, с целью – не дать им соединиться. Первой эскадрой командовал Альварес, над второй – таинственный незнакомец, Гор был приставлен к нему как консультант. Чаши весов Фортуны заколебались, склоняясь, то в одну сторону, то в другую… Молодой человек взлетел на полубак, к штурвалу, ветер обдул его лицо, растрепав волосы. Несколько минут он рассматривал в подзорную трубу окрестности, затем сложил ее и повернулся к Гору. - Здесь и подождем, - звонким голосом сказал он. - Добро, - ответил тусклым голосом Гор. – Позиция хорошая. От флагмана отвалила шлюпка, причалила к берегу. Наблюдатели быстро заняли позиции на скалах. Потекли часы ожидания, солнце склонялось к закату, юный капитан нервно мерил палубу шагами. - Прикажи боцманам приготовить оружие и вынести на палубу, - не выдержал, наконец-то, Гор. – Потом, боюсь, времени у нас на это просто не будет. - Да, ты прав. Раздались резкие слова команды, засвистели боцманские дудки, команда, суетясь, принялась выносить на палубу и готовить к возможному бою абордажное оружие: кошки, крюки, пистолеты, аркебузы, абордажные сабли и топоры. Вскорости, боцман доложил о готовности. - Карронды готовы к бою? – последовал новый вопрос капитана. Карронды, особо мощные орудия, изготовленные местными умельцами, были секретным оружием Гора и Альвареса, специально предназначенные для такого случая, когда предстояло встретиться и сразиться с намного превосходившими силами врага. Обладавшие огромной разрушительной силой, дальнобойностью, карронды должны были стать крайне неприятным сюрпризом для испанцев: даже попадание одним ядром выводило вражеский корабль из строя надолго. С другой стороны, карронда была очень тяжела, огромна, размещать ее можно было только на нижней палубе и не более 4-5 на борт. Да и перезарядка орудий требовала большого времени… - Да, сер, готовы к бою и заряжены, - каркнул в ответ боцман. – Только фитили осталось поднести к запалам и подойти к испанцам на расстояние выстрела. - Хорошо, идите, - ответил капитан. – Команде отдыхать до ужина. Боцман козырнул и исчез среди команды. Капитан возобновил хождение, однако через минут десять снова остановился. - Шлюпку на воду, - последовала команда. - Не сходи с ума, ты погубишь всех нас, - Гор приблизился к капитану, но того, казалось, не смутил его гигантский рост и громовой голос. - А не пошел бы ты…. - Тихо, не шуми, - Гор приблизился вплотную к капитану, острие шпаги коснулось его груди, но так, что ни кто из команды не заметил этого. Создавалось впечатление, что командиры совещаются между собой. – Пойдем со мной, только без фокусов. Гор помог спуститься капитану с полубака, открыл двери каюты и протолкнул юношу вперед так, что тот кулем свалился на диван. Тонкое лезвие шпаги коснулось горла капитана. - Не шути со мной шутки, мальчик, - в голосе Гора проскользнули странные нотки. – Место капитана на корабле, я не позволю тебе бездумно рисковать кораблями и жизнью людей. - А ты уверен, что сможешь мне помешать? – пистолет вынырнул из под полы плаща и уставился на Гора. – Я … Я решил сам сойти на берег и понаблюдать за окрестностями. - В случае опасности, вернуться на корабль ты не успеешь, заменить тебя будет некому. На кораблях может упасть боевой дух. К чему это может привести, - не мне тебе объяснять, - Гора, казалось, не смущал наставленный на него пистолет. - Пусти меня, или я убью тебя. Голос гнева заглушил доводы разума. Капитан взвел курок.Гор усмехнулся: - Попробуй. Сухо щелкнул кремний, искры полетели во все стороны, но выстрела не последовало. Юный капитан быстро взвел курок: порох в затравке был подмочен, причем совершенно недавно. - ИСПАНЦЫ!!!! ИСПАНЦЫ ПРЯМО ПО КУРСУ, - прервал разборки между пиратским вожаками истошный вопль марсового, прорвавшийся сквозь открытые иллюминаторы. Юноша, оттолкнув Гора, вылетел на палубу, тот последовал за ним. На горизонте, за самым краем мыса виднелись размытые очертания какого судна. Юноша достал подзорную трубу, но немного опоздал: судно скрылось за мысом. Капитан успел лишь разглядеть испанские флаги, несомненно это была та эскадра, которую они ждаи. - По местам!!! – звонкий голос перекрыл гомон на палубе. – Поднять якоря. Флаги на мачтах взвились, давая команду другим кораблям сниматься с якоря. Заскрипели якорные канаты, десятки матросов заскользили по вантам. - Поднять паруса!!! Захлопали по ветру, наполняясь ветром, паруса. Маленькая эскадра, ускоряя ход, направилась к мысу Тортуга, носящему название одноименного острова. Любой корабль, рискнувший миновать мыс с юга-запада на северо-восток, приходилось отчаянно маневрировать: под натиском ураганных ветров, корабль вынужден был заходить в бухту, дабы там, под защитой скал, сделать поворот оверштаг и обогнуть мыс. Либо корабль должен был идти в открытое море, что бы обогнуть мыс. Любой иной маневр, в большинстве случаев, заканчивался тем, что корабль попросту налетал на мель или садился на рифы. Находясь в самой же бухте, корабль был почти полностью лишен маневра и хода, становясь легкой мишенью. Испанская эскадра шла с юго-запада на северо-восток и решилась заходить в бухту, что бы обогнуть мыс. Это был шанс для пиратов, для их молодого и горячего капитана. Корабли, с попутным ветром обогнули мыс как раз вовремя: испанская эскадра, состоявшая из 16 кораблей, как раз начинала выполнять маневр, намереваясь выполнить поворот оверштаг. На испанских кораблях заметили приближение нескольких голландских купцов, с флагмана, поперек курса «голландцев» дали предупредительный выстрел: командир испанской эскадры предлагал «голландцам» лечь в дрейф. - Убрать все паруса, кроме кливеров, - прогремела команда. – Лево руля. Убедившись, что его команда выполнена в точности, молодой капитан скомандовал: - Брандер! Пускайте брандер!!! Один из кораблей эскадры, замаскированный под торговый корабль, но начиненный до упора порохом, отделился от эскадры и направился к испанской эскадре. Испанцы спокойно начали поворот оверштаг, шли они сомкнутым строем, их скорость их падала. Торговый корабль, на палубе которого вместо матросов стояли деревянные болванки, одетые в матросские одежды, не воспринимались испанцами как угроза: во-первых, испанцы в сумерках не могли разглядеть – что твориться на палубах корабля-брандера. Во-вторых, по морской традиции, в случае досмотра торгового судна военным или таможенным судном, флагман торгового каравана должен был подойти к флагману военной эскадры. Идея воспользоваться этим принадлежала юноше-капитану и сейчас приносила свои плоды: испанцы, видя, что противник значительно уступает им в силе, корабли «голландцев» подчиняются команде лечь в дрейф, а их флагман приближается, как того требует морской обычай, к эскадре испанцев, расслабились и потеряли бдительность… …Брандер полыхнул огнем, находясь менее, чем в полукабельтове от испанского флагмана. Огненный смерч взметнулся в вечернее небо, проломил борт флагмана испанцев, тот накренился и стал тонуть. Еще один «испанец» вспыхнул, как свечка, два других корабля, лишившись от взрыва мачт и такелажа, налетели на рифы, испанцы растерялись. - Огонь, мать вашу, - загремел молодой звонкий голос, вперемешку с испанскими ругательствами. Капитан слетел на орудийную палубу и пинками стал подгонять нерадивых канониров. Гор стоял на баке и не вмешивался. Полыхнул залп, корабли бросило в сторону. - К ветру, принимай к ветру!!! Поднять паруса!!! – орал благим матом капитан. Дым от залпов развеялся. Залп был удачен: еще три испанских корабля легли на бок, два выбыло из боя с серьезными повреждениями. Корабли пиратов стали выполнять поворот, стремясь повернуться к испанцам левым бортом до того, как те прейдут в себя и подойдут к пиратской эскадре на расстояние выстрела, ибо уцелевшие корабли превосходили пиратов по численности и мощи бортового залпа. Но пиратам немного не повезло: когда был закончен разворот – испанские корабли оказались на расстоянии выстрела, полыхнули огнем борта испанских кораблей, одновременно окутались дымами и борта пиратов. То ли по счастливой случайности, то ли по иной причине, залп бортовых батарей пиратов оказался удачнее, чем залп «испанцев»: только один из пиратских кораблей получил пробоину ниже ватерлинии и стал тонуть, остальные получили лишь незначительные повреждения. Испанцы лишились же пять кораблей, и их осталось двое против четверых. Дальнейшее было лишь делом техники. Попытка испанских кораблей прорвать строй пиратов закончилась тем, что пираты взяли их в кольцо, абордажные крючья заскребли по бортам испанских кораблей, поток пиратов, намного превосходящий по численности команды испанских кораблей, хлынул на борта испанских кораблей. В считанные минуты пираты овладели испанскими кораблями, смыли кровь с палубы забортной водой, развернулись, подняли паруса и ушли к родным берегам. Остальные испанские суда, севшие на рифы у мыса, пираты просто расстреляли из орудий. Капитан лично подходил к каждому матросу, обнимал и говорил: - Спасибо, ребятки, спасибо Вам… Утром, когда корабли уже подходили к Либрарии, Гор и капитан спустились отдохнуть в свою каюту. - Берешь свои слова обратно? – спросил юноша, поигрывая абордажной саблей. Странная нотка снова послышалась в его голосе. - И не подумаю, - ответил Гор. - Да не пошел бы ты, козел… - рявкнул капитан и ушел к себе. Вечером того же дня, под приветственные залпы салюта, корабли вошли в порт. Эскадра Альвареса уже была здесь и, судя по всему, побывала недавно в хорошем бою. Гор и Альварес, сопровождаемые почетной стражей, прошли в городскую ратушу. Альварес и Истаяла уже ждали их. - Мы можем и Вас поздравить с победой? – спросил юноша, обращаясь к Альваресу и снимая повязку с лица. |
||||
| *Лилит* Свободна |
29-04-2005 - 08:31 Вот и свое решила выложить... Самоубийца Все произошло слишком быстро… Быстрее, чем я ожидала. Я думала, что у меня еще будет время… Осознать, что со мной происходит… Подумать над этим… Осмыслить все… Еще раз почувствовать всю глубину моей боли… Но все произошло слишком быстро. Доза снотворного, в несколько раз превышающая допустимую, принимаемую для того обычно, что бы уснуть, сделала свое дело. У меня было только пол минуты… Эти короткие мгновения вовсе не показались мне вечностью, как я думала поначалу… Это были последние мгновения моему жизни… Смерть не была чем-то ужасным. Я не ощутила ни боли, ни страха… Ни сожаления… Смерть оказалась лишь коротким мигом перехода моего сознания из одного состояния в другое…Я почти ничего не ощутила. Просто вдруг перестала ощущать свое тело… И увидела его со стороны. Увидела совсем по другому… Мое тело! Такой знакомый мне образ, отраженный за всю мою (такую короткую) жизнь поверхностями тысяч зеркал… Тело, в котором я всегда замечала лишь недостатки… Которое всегда казалось мне не идеальным, не совершенным… Как же это было глупо! Сейчас я видела свое тело, оболочку для моей, теперь уже свободной души, совершенно по другому. Оно было прекрасно… Это бледное лицо… Черные волосы, рассыпавшиеся по подушке… Спокойное, умиротворенное выражение лица… Расслабленная поза… Это тело, когда-то бывшее моим… Теперь оно уже ничье… Секунды тянулись мучительно долго… Я смотрела на себя. Точнее на то, что когда-то было мной… И чем дольше я смотрела, тем более чужим и незнакомым казалась мне лежавшая на кровати девушка… Неужели это я? Неужели я когда-то ей была? Да и какая теперь разница… Все равно она, эта девушка уже никогда не будет мной… Она спала. Спала так спокойно… Спала вечным сном. Ее уже ничего не тревожило. У нее не было души. И вот, когда я уже окончательно потеряла связь между собой, и той девушкой, которая когда-то была мной, я почувствовала яркий свет. Не увидела, а именно почувствовала. Он проходил сквозь меня, он становился частью меня. Он звал меня за собой. Он был теплом, он был любовью… Он нес в себе все то, чего мне так не хватало в жизни… Или казалось, что не хватало… Я последовала туда, куда приглашал меня свет. Передо мной возник длинный светлый коридор. Я вошла в него. Вошла с свет…И тут свет изменился. Он уже не был полон тепла и любви… Наоборот. Он стал резким, холодным, чужим. Жестоким. Я поняла, что свет отвергает меня. Мои мысли, чувства, все то, что было во мне, чем теперь была я, заполнило одно громкое слово, звучащее как приговор: Самоубийца! Это слово проходило сквозь меня, отражалось от призрачных стен коридора из света, который стал теперь таять и исчезать. А слово усиливалось, делилось на много других слов… Эти слова заполняли собой все… Я слышала только их. Я понимала их смысл, и мне хотелось кричать от боли… Мне хотелось… Но я не могла… Я ничего не могла… «Что ты наделала??? Не для того тебе была дана жизнь, что бы так просто ее прекращать! О чем ты думала. Когда шла на этот глупый шаг? Минутная слабость? Что за проблемы были у тебя, из-за которых ты сделала это??? Не было никаких серьезных проблем… Не было!!! Тебе казалось, что несчастней тебя нет на свете.. Что ты одинока… Все это было далеко не так. Ты совершила ужасную ошибку. И ты это поймешь…» И все… Свет пропал так же неожиданно, как и возник. Пропал, оставив после себя холодную пустоту. ЧТО Я НАДЕЛАЛА??? Я поняла, что теперь мне нет места… Нет места нигде. Свет не примет меня. И вернуться в свое тело я уже тоже не смогу… Я теперь неприкаянная… Призрак… бесплотный призрак… Отвергнутый обоими мирами. Я хотела кричать, но я не могла кричать, так как у меня не было голоса. Я хотела плакать, но не могла – у меня не было слез… В комнату вошла моя мать. Ее взгляд сразу упал на пустую упаковку снотворного, на полупустой стакан с водой… Ее лицо стало встревоженным, она тут же кинулась к моему трупу… Принялась расталкивать, будить… Потом пощупала пульс, приложила ухо к моей (когда-то моей) груди, в надежде услышать биение сердца… Сердце не билось. Когда мама поняла это, она закричала. Ее крик был полон боли, страдания… Любви… Любви, которую она уже не сможет мне подарить…. Она снова и снова выкрикивала мое имя. Ее слова эхом отражались от стен, и тонули в пустоте. Как я хотела обнять ее, прижаться к ней своим телом, которого теперь не было у меня…. Как я хотела успокоить ее, вытереть слезы с ее глаз… Но я не могла сделать этого… Я так хотела закричать: «МАМА!!!!!!... Я тут, я не умерла, я рядом, я с тобой… Я тут, мама!!! Мама!!!......» Снова и снова… И я пыталась кричать… Но даже я не могла услышать собственного крика… И мама моя не слышала меня… И не знала, что я здесь… Ну почему? Ну почему я сделала это? Зачем? Почему, когда мне было так плохо, я не пошла к ней… К моей маме… Мне почему-то казалось, что она не поймет меня… Не поддержит… Да какая разница, поняла бы или нет??? Я бы сейчас все отдала, что бы еще мгновение побыть с ней рядом… Если бы только можно было вернуть время назад… Я бы все отдала… Но у меня не было ничего… Мне нечего было отдавать… Время, вернись назад!!! Я не хочу!!! Зачем я это сделала, почему??? Зачем лишила себя жизни? Лишила всего, что у меня было, и взамен не приобрела ничего…Почему я думала что после смерти мне станет легче? Стало ведь еще хуже… Я не знаю, сколько времени прошло с тех пор… Я не могу вести счет времени, хотя и пыталась… Минуты, дни, недели, месяцы… Все сливается воедино… Я не могу отдалиться от своего тела… Невидимые силы не отпускают меня… С самого момента моей смерти, и по сей день… Я остаюсь рядом со своим телом… Таким чужим, и таким родным для меня когда-то… Рядом со своим бывшим телом… Я видела все слезы, пролитые по мне… Я чувствовала все страдания… Всю боль, всю горечь утраты моих близких… Почему-то, когда я совершала этот глупый поступок, я не думала о том, что им будет так плохо… И о том, как будет больно мне переживать их боль… Потом были похороны… Мои похороны… Как тяжело это было… Сколько там было слез… Сколько там было горечи… Сколько там было боли… Меня похоронили в красивом месте. Тихом и спокойном. Зимой снег засыпает мою могилу, укрывает белым одеялом… Весной на моей могиле вырастает свежая, молодая травка… Мои близкие позволяют ей вырастать… Они решили, что чем быстрее место моего захоронения зарастет травой, тем скорее они смогут забыть… Возможно, они правы… Как бы я хотела, что бы они были правы… Я так хочу, что бы они поскорее забыли меня… Ведь я так остро чувствую всю их боль… Избавьте меня от этой боли!!! Пожалуйста!!! Я так устала страдать… Летом на моей могиле вообще красота… Все кладбище преображается… Тут поют птицы, цветут цветы… Тут так красиво… Осень тоже прекрасна тут… Опавшие, мертвые листья лежат безмолвным ковром… Напоминая о смерти… О том, что в конце концов каждый человек, как бы он ни жил, к чему бы не стремился, за что бы ни боролся, в конце концов каждый окажется здесь… В этом тихом и прекрасном месте. Здесь хорошо в любое время года… Плохо лишь тогда, когда кто-то приходит сюда… Приходит ко мне на могилу… Тогда мне становится так больно… Ну для чего вы приходите ко мне??? Забудьте меня! Ведь так будет легче и вам, и мне… А вы приходите и плачете… Меня ведь уже не вернуть! Я хочу, о, если бы вы знали как сильно я хочу вернуться к вам!!! Но я не могу…. И я уже никогда не вернусь… Так и не ходите ко мне!!! Не причиняйте мне боль! Я верю…Хотя вера и слабая… Но она все же есть. Вера – это единственное, что у меня осталось… Я верю, что когда все забудут меня, забудут окончательно, я наконец смогу обрести покой… Но вера эта слаба… Покой... Избавление от боли… Как я этого хочу! Но это мне не дано… Моя душа обречена на вечные страдания… |
||||
Grem Свободен |
29-04-2005 - 08:56 Однажды, еще в студенческие времена, сел как-то вечером за рукопись и началписать нечто глобальное, под названием "Замок". К сожалению, со временем рукописи уделялось все меньше и меньше внимания и в конце концов творческий процесс остановился. Предлагаю Вашему вниманию часть рукописи, которую перепечатал... Глава 1. Воспоминания. Пылающий диск жёлтой звезды медленно приближался к горизонту. Он заканчивал свой четырехчасовой путь для того, чтобы завтра повторить всё снова. Лам лежал на холме из синего песка, который струился меж его пальцев, голубыми ручейками стекая к подножию синей глыбы. Лам любил бывать здесь. Это было единственное место во всей Плоскости, где жили Мысли. В любой другой части этого загадочного места Мысли были недоступны никому из Избранных, даже Ламу, Хранителю Верховного знака. Нет, вне синего холма он конечно же мог слышать мысли, но то были всего лишь мысли хранителей и стражей. Всё это быстро надоедало, слишком уж однообразны были их помыслы и желания. А на холме можно было слышать мысли Вновьприбывших. Вновьприбывшие. Люди. Как разительно они отличаются от нас.… Как много в них непонятного непостижимого! Ни за что бы не согласился быть одним из них. Как низменны их идеалы, всё чаще они повторяют одни и тебе бессмысленные слова: деньги, слава, любовь… Лам часто приходил сюда, слушал их мысли и думал, думал об этих странных существах, которые каждый день прибывали в Плоскость из места, которое они называли Земля. Пожалуй, эти «земляне» были самым странным и необычным, увиденным Ламом за все две с лишним тысячи лет его жизни. Лам был одним из последних Избранных, которых создали в Высшей системе Плоскостей. Закрыв газа, он погрузился в воспоминания…. … Огромная круглая комната была залита голубым сиянием, исходившим от Lit-кристалла, находившегося в самом центре помещения. Группа Избранных, всего 9 существ, расположились вокруг кристалла. Их руки были сомкнуты, глаза закрыты, обручи на чешуйчатых головах слабо люминесцировали лиловым в этом сине-голубом пространстве. Тишину нарушало лишь тихое потрескивание, исходившее от кристалла. Время от времени он выплёскивал вверх сгусток энергии, которая тотчас начинала искриться и плясать над головами избранных. Блики синего света метались по всей комнате, отражаясь от зеркальных стен. Создавалось впечатление, что комната сама по себе двигается и изменяется. Но никто этого не замечал: глаза Избранных были плотно закрыты, их фигуры застыли неподвижно среди всего этого мерцающего великолепия. Со стороны могло показаться, что здесь нет живых существ, лишь девять статуй в странных одеяниях стоят вокруг кристалла, молча взирая на него из-под опущенных капюшонов. Между тем энергия, излучаемая кристаллом, начала скапливаться над ними и менять цвет, от ярко-синего до сверкающе-чёрного и, наконец, стала матово-белого цвета. Избранные открыли глаза и смотрели, как над кристаллом материализуется существо, которое всегда являлось тайной для любого Избранного, и даже для Посвященных. |
||||
| Grem Свободен |
29-04-2005 - 09:01 Это был Вардом. Едва ли найдется во всех Плоскостях кто-нибудь, кто смог бы рассказать, откуда он взялся. Этого никто не знает, и не узнает никогда. Вардом появился еще во время падения четвёртой галактики. Хаос и смятение царили тогда в пространстве, все Плоскости были в нём разбросаны, некоторые были безвозвратно затеряны в бесконечном мире. В те далёкие времена реальный мир только зарождался, не было даже намёка на Квинторианскую, Натлоновскую или Солнечную систему, с которыми имеют дело Избранные в наше время. Вардом сумел расположить Плоскости в верном порядке. До сих пор не ясно, как ему это удалось. Он дал знания существам Плоскостей, рассказал, зачем они живут, и что должны сделать за время своего бесконечного существования. Тогда были созданы первые 9 из 594 Избранных, которые должны были контролировать переход всех существ из реального мира в мир Плоскостей. Те первые 9 Избранных постепенно переместились в Высшую, 66-ю Плоскость, в то время как Лам и ещё 8 Избранных только начинали свой долгий путь, начинали с 1-й Плоскости, самой низшей, следующей после реального мира. И вот настал час миссии последних девяти Избранных, среди которых был и Лам. Им предстояло осуществлять переход существ из трёх систем реального мира: Солнечной, Квинторианской и Натлоновской, в Первую Плоскость, а затем достойных направлять во Вторую Плоскость. Почему «достойных»? Да потому, что не каждый мог пройти даже Первую Плоскость. Не выдержавшие испытание навсегда остаются в ней. … Наконец, Вардом материализовался полностью. Он никогда не повторялся в своих образах. Этот образ он позаимствовал у Людей, расы, населяющей планету Земля в Солнечной системе реального мира. Сейчас он выглядел стариком: его густые седые брови нависли над абсолютно чёрными глазами без белков и зрачков. Он был одет также, как и Избранные, но его одеяние, состоящее из мантии и капюшона, постоянно меняло цвет, эти изменения происходили так постепенно, что невозможно было уловить мгновение, когда один оттенок сменяется другим. Белые волосы старика плавно колыхались в пространстве, то поднимаясь, по опадая под влиянием энергии кристалла. В руках у него появился чёрный шар, состоящий из субстанции, которая как-то жила и видоизменялась: внутри шара вспыхивали и гасли огни; красный, пурпурный, оранжевый, алый, розовый… все огни вдруг начали вращаться внутри шара, пока не слились в один, лиловый огонь, он вспыхнул ярко и начал гаснуть. Но теперь лиловым счетом горели обручи на головах Избранных. И в их сознании зазвучал голос Вардома: - Обращаюсь к вам, Избранные: Тет, Рад, Лам, Шом, Сот, Тал, Кан, Ри и Тув!!! Вы являетесь последними Избранными, созданными для осуществления контроля над Плоскостями. Вы будете контролировать Первую Плоскость, разделенную на три зоны: первая зона осуществляет переход натлонов, вторая зона – переход землян, третья зона – переход квинторианцев. В первую зону отправятся Тал, Рад и Мош, во вторую – Лам, Кан и Ри, в третью – Тув, Сот и Тет. Каждый из вас будет находиться в своей зоне до тех пор, пока все существа из реального мира не перейдут в мир Плоскостей. Потом вам будет предоставлено право выбора, верховного выбора. - Какого выбора, о мудрейший? – спросил Ри. Глаза Вардома гневно вспыхнули. - Узнаешь обо всём в свое время!!! - Прости, владыка… - Ри был не на шутку перепуган: ещё бы, ведь всем известно, где находятся не угодившие Вардому: в нулевой Плоскости, блуждающей где-то среди известных основных шестидесяти шести Плоскостей. Тон Вардома смягчился: - Итак, я продолжаю: из трёх избранных в каждой зоне один будет хранить Знак власти, обеспечивающий влияние над всеми в одной отдельной зоне. Хранителями я назначаю: в первой зоне – Мош, во второй зоне – Лам, и в третьей зоне – Тув. И будет ещё среди вас один хранитель Верховного Знака Власти, дающего власть над всей Плоскостью. Хранителем будет… Глаза Вардома потускнели, внутри шара беспокойно заметались синие молнии, пытаясь вырваться наружу. Вардом разжал пальцы и развёл руки в стороны, шар остался висеть в воздухе. Ладони Вардома начали светиться, он поднял лицо кверху и шар вдруг рванулся вверх и завис над головой Вардома. Избранные с изумлением смотрели на разворачивающееся перед ними таинство, которое увидеть дано не многим. Внезапно луч энергии, вырвавшийся из глаз Вардома, ударил в шар, который тотчас начал нарезать круги над его головой. Скорость росла, круги становились всё шире. Шар продолжал кружиться над головами Избранных со всё нарастающей скоростью, пока не превратился в чёрную мерцающую ленту. Обручи на головах Избранных начали светиться всё ярче и ярче, свет стал просто нестерпимым, напряжение росло. Вдруг один за другим обручи начали исчезать. Вспышка, ещё одна, ещё, ещё… в конце концов шар начал замедлять свое вращение, пока не остановился перед Ламом, на голове которого всё ещё светился единственный уцелевший обруч. Свистящий шёпот зависти пронесся среди Избранных; ими уже мог кто-то повелевать. Но Лам этого не слышал, сейчас он был поглощен созерцанием этого странного шара, неподвижно висящего перед его лицом. Казалось, они изучали друг друга. Раздался голос Вардома: - Итак, чести быть хранителем Верховного Знака Власти удостоился Лам. Признаться, я удивлен этим выбором. Что повлияло на твоё решение, Ио? Избранные недоуменно переглянулись. Никто не понимал, о чём идет речь. Среди числа присутствующих не было существа с именем Ио. Ри решился спросить: - Владыка, о чём ты? Ты смеёшься над нами? Что это за странное слово, «ио» ? Он произнёс эти слова и замер в ожидании наказания за свою дерзость. Но ничего не происходило. Ри решился поднять глаза и взглянул на Вардома. Тело их повелителя сотрясалось под приступами безудержного смеха. Но смех этот был беззвучен и призрачен. Никто даже и не подумал улыбнуться или хоть как-то поддержать развеселившегося Вардома. Всем были хорошо известны перепады его настроения и поэтому никто не был настроен испытывать свою судьбу. Но между тем Вардом веселился от души (если конечно она у него была). Тысячи молний извергались из кристалла и словно паутиной опутывали его тело. Внезапно веселье оборвалось. Вардом повернул лицо к Ри. Тот сжался в предчувствии беды: лицо владыки было искажено гримасой ярости, острые клыки, имевшие довольно внушительный вид, со скрипом вылезали из челюстей Вардома разрывая плоть. Он менялся на глазах. И скоро он изменился настолько, что трудно было узнать в нем существо, ещё несколько минут назад висевшее в воздухе. Теперь Вардом был похож на кого угодно, но не на человека. Тело его утратило всякие ясные очертания, стало размытым и туманным. И лишь лицо, или то, что от него осталось, отчётливо выделялось среди этой субстанции, напоминающей галактику после взрыва сверхновой. - Назови своё имя, ты, решившийся перечить мне, - прорычал Вардом, чьи глаза сейчас источали ядовито-зелёный свет. - Моё имя – Ри, - выдавил из себя Избранный. Все его мышцы были напряжены, мозг лихорадочно работал, пытаясь понять, что же происходит. Почему Вардом так взбесился, что так вывело его из себя, и, наконец, что делать?… - Ри-и-и… Вардом повторил его имя несколько раз, словно пробуя на вкус. Масса, когда-то бывшая телом властелина, начала темнеть, приобретать прежние очертания, и вскоре Вардом опять уже был в облике старика, лишь глаза его всё ещё излучали едкий зелёный свет. Он протянул в сторону Ри руку и закрыл глаза. Ри с ужасом наблюдал, как в воздухе появляется чёрная вращающаяся пластина. Она становилась всё больше, пока не стала такого размера, что заслонила Вардома от Ри. Замерцав сизыми бликами, пластина замерла. Это был чёрный прямоугольник, источающий ледяную злобу и вселяющий ужас в душу. Это был переход в другую плоскость, но в какую? В сознании вновь возник голос Вардома: - Ри, ты когда-нибудь слышал о Нулевой Плоскости?… Непонятно, был ли это вопрос, или просто фраза, настолько неопределенно это было сказано. Между тем пластина словно вогнулась внутрь, будто пытаясь поглотить саму себя. Казалось, само пространство исказилось – всё вокруг неё стало полупрозрачным и мистически-призрачным. Ри с изумлением смотрел то на Вардома, то на пластину, и страх был написан у него на лице. Все Избранные замерли в ожидании. Вдруг раздался крик: - Нет! Остановись! То был голос Лама. Это было настолько неожиданно, что рука Вардома дрогнула, пластина замерцала и исчезла. - Прекрати, владыка!!! Он того не стоит. Не трать свои силы на такие мелочи…. Еле заметные интонации волнения в голосе Лама не ускользнули от Вардома. Его глаза потускнели, очертания фигуры вновь стали расплывчатыми и неясными. Зловещая тишина заставляла ждать чего-то, чего-то ужасного… - Да, Ио… Ты не ошибся в своём выборе. Он действительно выдержал испытание, хотя я в это и не верил. Вардом сейчас обращался к чёрному шару, который продолжал висеть в воздухе перед лицом Лама. Ио, а это был именно он, замерцал в ответ лиловыми и алыми бликами. Вардом продолжал: - Настало время расставить все точки над и. Думаю, все догадались, что это была проверка, тест. Лам с блеском выдержал это испытание. Если бы он не прошел достойно сквозь всё это, его место занял бы Ри, которого я чуть не отправил в Нулевую Плоскость… Вардом не успел закончить. Ри взорвался: - Ты же говорил, что это будет всего лишь спектакль и мне нечего опасаться!!! А если бы ты действительно зашвырнул меня туда? Как бы ты вернул меня обратно? Голос Вардома заставил всех вздрогнуть: - Не забывай, с кем ты говоришь! Ты лишь потому Избранный, что я выбрал тебя из тысяч претендентов, и в моей власти вернуть тебя обратно, если ты чем-то недоволен. Последние слова были произнесены свистящим шёпотом, от которого не только у Ри, но и всех остальных мурашки забегали по коже. Сейчас Ри счёл за лучшее промолчать. - А теперь…, - продолжил Вардом, - настало время, как говорят на Земле, «раздать знаки отличия». Lit-кристалл изверг из своих недр девять огненно-красных лучей света, каждый из которых метнулся к своему Избранному. Лам ощутил лёгкое прикосновение, и, дотронувшись до себя рукой, обнаружил небольшой кристалл, заключённый в ожерелье, плотно охватывающее шею. Оглянувшись вокруг, он увидел своих собратьев, также изучающих только что полученные ожерелья. Ри сидел неподалёку. Лам невольно улыбнулся, глядя как Ри тщетно пытается сдёрнуть эту сверкающую штуковину; ожерелье скорее всего было ему мало и сильно сдавило горло. - Зря стараешься, Избранный! Я намеренно сделал твоё ожерелье меньше чем нужно. Лишь для того, чтобы ты понял, каково спорить с Вардомом. Это касается всех вас. Если однажды ожерелье заставит вас судорожно глотать воздух ртом, знайте: я недоволен вашими поступками. А если после этого кто-нибудь из вас ещё раз попытается меня ослушаться, он пожалеет , что был рожден бессмертным. Я превращу его жизнь в пульсирующий комок боли, ужаса и мучений. И ещё: поверьте, всё это пыль по сравнению с тем, что испытывают те, которых я отправил в Нулевую Плоскость. В то время как Вардом, произнося эти слова, явно наслаждался своим могуществом, бедный Ри в отчаянии махал руками Владыке, лицо Избранного посерело, из его горла раздавалось хрипенье. Наконец Вардом закончил говорить и метнул в Ри клубок извивающихся молний, он попал прямо в кристалл на ожерелье, которое немедленно полыхнуло алым огнем и приобрело нормальный размер. Ри жадно задышал, то поднося обе руки к груди, то опуская их. Глядя на это зрелище, руки Избранных невольно потянулись к своим ожерельям: никому не пришлась по душе перспектива носить на своей шее нечто, что может за пару минут заставить поверить, что на свете нет ничего ценнее воздуха. Вардом удовлетворённо взглянул опустошённые лица Избранных. Он был доволен эффектом, который произвела демонстрация его силы. - Запомните, - сказал он – во всех измерениях нет никого могущественнее меня. Надеюсь, вы сделаете из этого выводы. Теперь я обращаюсь к тебе, Лам. Лам насторожился: страшно было даже разговаривать с Вардомом после того испытания, которому подвергся Ри. Словно почувствовав смятение Избранного, Вардом смягчил свой тон: - Знай, Лам, Хранитель Верховного Знака, я наказываю лишь виновных, и только их. Тебе нечего опасаться… - глаза Вардома сверкнули и он мрачно добавил: - Пока… Мысли вихрем проносились в голове у Лама: да действительно, бояться ему нечего, он ничего неправильного ещё не сделал. Да, и почему Вардом назвал его хранителем верховного знака? Ведь нет никакого знака… Спросить или нет?… Лам решился поднять голову, покрытую капюшоном и вопросительно взглянул на Вардома. То словно прочитал мысли Избранного и сказал: - Лам, мне понятен твой вопрос. Верховный Знак ты получишь в последний момент, перед завершением вашего обращения. Сейчас мы все находимся в месте, которое разумнее всего было бы назвать `нигде`. Этого места не существует ни во времени, ни в пространстве. Это Иллюзорное измерение, над которым я не имею власти. Сейчас ваши тела находятся во вверенных вам частям Плоскости. Вскоре вы очнётесь в своих владениях. Это произойдёт сразу же после того, как Ламу будет вручён Верховный Знак. Вот почему я до сих пор медлил с этим. Лам и все Избранные почувствовали облегчение: что-то им подсказывало, что больше нечего опасаться вспышек гнева; сеанс общения с их создателем близился к концу. Вардом повернулся к Ламу и тот почувствовал, как эти глаза, отливающие зелёным, словно прожигают его насквозь. На какое-то мгновение Лама охватил неописуемый ужас, дикий страх, который едва не заставил его вскочить и бежать, бежать прочь отсюда. Но Лам не смог сдвинуться с места. Вардом захохотал. Его смех зыбким эхом прокатился по этому сферическому помещению, заполненному голубым сиянием Lit-кристалла. Голосом, напоминающим далёкие раскаты грома, Вардом воскликнул: - Оставь свои попытки, Избранный! Не забывай, где ты находишься! Ты, вернее, твоё тело, находится в Плоскости. Здесь присутствует лишь твой разум, лишённый способности самостоятельно передвигаться. Да и бежать отсюда некуда! Внезапно стены помещения замерцали и исчезли, будто их здесь и не было вовсе. Избранные оглянулись. Кругом была пустыня. Голубой песок был заполнен странными предметами: какие-то вращающиеся диски пытались зарыться в песок, небольшие извивающиеся существа, напоминающие змей: они пожирали сами семя и исчезали, потом снова появлялись из ниоткуда. Кое где можно было увидеть предметы, явно принадлежащие к известным цивилизациям. Рука, отрезанная по локоть висела в полуметре над песчаной поверхностью, обломок какого-то механизма, почему-то полупрозрачный, многочисленные обрывки одеяния, которое носят квинторианцы… Изредка этот странный мир озарялся вспышками зелёных молний, вылетающих из песка и устремлявшихся в небо. Вся атмосфера непонятного мира вселяла ужас и смятение. Зазвучал голос Вардома: - Проклятье! Исчезла защитная оболочка! Если мы здесь пробудем ещё совсем немного, то вы останетесь здесь навечно! К чёрту формальности. Все инструкции по управлению Плоскостью вы получите, как только там окажетесь. А теперь, Лам, о твоей миссии. Отныне шар, который ты видишь перед собой, будет твоим неразлучным спутником и советником. Его зовут Ио. Он содержит в себе весь объем знаний, накопленных людьми, натлонами и квинторианцами. В случае крайней необходимости он сможет передать тебе знания, касающиеся управления временем и переходами в другие измерения. За то время, что Вардом говорил, предметы и существа вокруг явно начали проявлять интерес к происходящему. Рука, висящая в воздухе, вдруг начала показывать указательным в сторону избранных, диски уже не пытались погрузиться в песок, а, издавая пронзительное жужжание, медленно приближались к Избранным. И снова заговорил Вардом: - Приготовьтесь к переходу в мир Плоскостей, Избранный!!! Тело Вардома стало темнеть и сжиматься, уменьшаться в размерах, пока не превратилось в стержень, имеющий небольшое утолщение посредине. Этот странный предмет на некоторое время неподвижно завис над Lit-кристаллом. В сознаниях Избранных яркой вспышкой пронеслась мысль, посланная Вардомом: «Попрощайтесь с Иллюзорным миром! Скоро вы увидите первую Плоскость. Избранный Лам, получай свой Знак! » В тот же миг стержень вонзился в кристалл и нечто, сверкающее розовым светом, метнулось к Ламу. Он почувствовал обжигающее прикосновение раскаленного предмета к своему лбу, вт глазах потемнело и Лам провалился в чёрную бездну, куда ещё доносился призрачный хохот Вардома. |
||||
| Grem Свободен |
29-04-2005 - 09:03 Глава 2. Последний день одного человека. Потолок, всё тот же серый потолок. Унылая муха, лениво ползущая прочь от картины, которую человек когда-то, в порыве непонятного желания прикрепил на потолке. Каждое утро Леона Коджера начиналось с того, что он открывал глаза и видел перед собой всё ту же картину. Она уже перестала вызывать у него какие-то ассоциации, добрые мысли, заставляющие радоваться жизни, делать что-то полезное, приносить пользу себе и людям. Теперь эта картина была способна разве что вызвать отвращение у Леона. Несмотря на свою огромную величину и яркость красок, картина казалось ужасающе пустой, источающей холод и злобу. Леон горько усмехнулся, вспомнив тот день, когда она попала к нему в руки… Был солнечный июльский вечер. Весь день светило нещадно поливало город раскаленными лучами, улицы были пустынны, никто не решался выйти из дома в такую жуткую жару. Горячий воздух колыхался, заставляя предметы изменять свои очертания. Леон вышел из мэрии, мельком взглянул на флагштоки, возвышавшиеся перед зданием. Воздух был неподвижен, и флаги казались каменными. Перебросив пиджак через плечо, Леон неспешной походкой направился вниз по извилистой улочке, намереваясь заглянуть к одному из своих приятелей, пропустить стаканчик и поразмыслить вместе о всякой ерунде. Леон был странноватым человеком. Но, несмотря на всю свою незаурядность, вряд ли можно было сказать, что он слишком уж выделяется среди окружающих: среднего роста, атлетического телосложения. Однако нечасто можно было встретить на улицах города кого-то напоминающего внешне Леона. Пожалуй, ни у кого не было таких густых и длинных светлых волос. Обычно Леон собирал их в хвост, чтобы не мешали. Это было единственное, чем он по праву гордился. Мягкие, даже можно сказать нежные черты лица как нельзя лучше сочетались с копной русых волос, которые сейчас искрились, переливались и даже как-то светились изнутри под солнечными лучами. Так, занятый своими мыслями, ин медленно шел по залитой солнцем улице, как вдруг понял, что кто-то окликает его по имени. Леон оглянулся. Перед ним стоял мальчишка, на вид ему можно было дать лет 8-10, не больше. Леон улыбнулся: - Чего тебе нужно, малыш? Откуда ты знаешь мое имя? Мальчуган улыбнулся в ответ. - Мне поручили вам кое-что передать. Если вы не торопитесь, я сейчас сбегаю. «Да…, - подумал Леон – как видно, не только у меня одного меня начинают плавиться мозги от жару. Похоже, это одна из милых шуток подрастающей молодежи. Сейчас этот малый уйдет, а я, как идиот, буду ждать его на этом пекле!» - Послушай, малыш. Иди домой, к маме, и оставь меня в покое. И передай своим друзьям, которые наверняка стоят где-то здесь, за углом, чтобы проваливали подобру-поздорову, пока я не надрал вам всем уши! Леон ожидал, что сейчас мальчишка поймет, что их шутка не удалась и убежит, но мальчишка стоял и смотрел на Леона, который пытался изобразить гнев, насупив брови и чуть подавшись вперед. Выдержав паузу, мальчик сказал: - Но Леон, ведь ЭТО вам нужно, пожалуйста, верьте мне! Леону уже надоели эти загадки под палящим солнцем, он развернулся и пошел дальше, через некоторое время забыв о мальчишке. Шестью часами позже, изрядно пьяный, Леон возвращался домой. То и дело бросаясь в сторону, он пытался настигнуть тротуар, который так упрямо вилял из стороны в сторону. От этого единоборства у Леона наконец закружилась голова и он присел на краешек бордюра. - Ну вот и хорошо, - сказал он себе – теперь я в безопасности и подожду, пока этот чёртов тротуар успокоится… Глубоко вздохнув, Леон закрыл глаза. И вдруг увидел того мальчишку, которого встретил сегодня вечером. - Так-так…, - протянул Леон, пьяно улыбаясь – надо же мне было так нализаться… Но, чёрт меня подери, неужели нельзя было, чтобы я увидел роскошную блондинку с обложки «Плейбоя», а не тебя, несовершеннолетний оборванец! А-а-а…, - его вдруг осенило, – я же просто сплю! А раз я сплю, значит, могу делать всё, что захочу. Пошел вон, молокосос, дядюшка Лео идет прогуляться! С этими словами Леон открыл глаза, собираясь подняться и продолжить неравную битву с хитрецом-тротуаром, но так и замер, наполовину встав, когда увидел, что наглый мальчишка действительно стоит перед ним и корчит рожи. Волна ярости, невесть откуда взявшейся, окатила Леона. Он замахнулся рукой на мальчишку, но тут силы его оставили. Последнее, что он видел в эту пьяную ночь, была луна, зло смеявшаяся ему в лицо. Веки Леона сомкнулись. Настало утро. Проснувшись, Леон сразу же осмотрелся. Родные стены. Он был дома. «Странно… - подумалось ему, - я даже не помню, как добрался домой. Так ведь можно совсем спиться…» С трудом приподняв чугунную голову с подушки, Леон взглянул на часы, висевшие над столом. Было уже 2 часа дня. - какое счастье, что сегодня суббота…, - пробормотал Леон, пытаясь подняться на ноги. Это оказалось непросто: комнату бросало из стороны в сторону, пол ходил ходуном и Леон с трудом добрался до ванной. Высказав несколько крепких словечек в адрес того мерзавца, который выдумал похмелье, Леон вошел в душевую кабинку и открыл кран. Вода, ударившая сверху, была очень горячей. Леон любил горячий душ. Плеснув приличную дозу шампуня в ладонь, Леон занялся своими волосами. Тридцатью минутами позже, чистый и посвежевший, Леон наконец вышел из ванной. Обмотанный с головы до пят огромным мохнатым полотенцем, он величественно, если не сказать царственно прошествовал на кухню. На царя он и вправду был поход. На индийского. На голове намотан тюрбан еще из одного полотенца, который, контрастируя с загорелым лицом, и придавал определенное сходство с индийским раджей. Две таблетки аспирина плюхнулись в стакан с водой. Вода забурлила и таблетки завертелись в вихре пузырьков. Шипучая жидкость приятно обожгла сухое горло. Голова понемногу прояснилась, мир вокруг понемногу стал приобретать утраченные краски. Призывно заблестела лакированной поверхностью кофеварка, приглашая выпить кофе. Да, кофе не помешает. Так, с шашкой кофе в руке Леон вошел в гостиную. Вдруг он остановился, заметив кое-что. Этим «кое-чем» была картина внушительных размеров, прислоненная лицевой стороной к стене. «Неплохо, - усмехнулся Леон – я бы не удивился, если бы в мое отсутствие какие-нибудь воришки стащили бы что-нибудь. Но преподносить подарки… Похоже, вчера действительно был странный день. И ещё этот надоедливый мальчишка…». Вспомнив о нем, Леон невольно улыбнулся, оживив в памяти встречу на раскаленной солнцем улице. И в самом деле, надо же было так переборщить со спиртным, чтобы в доме сами собой, безо всякой посторонней помощи, стали появляться вещи. Но все же мысли о приставучем мальчишке не оставляли Леона. Беспокойство… Он стоял посреди залитой лучами утреннего солнца комнаты и не заметил, как кофе успел остыть. В числе вещей, которые Леон терпеть не мог, был и холодный кофе. Поэтому, с презрением взглянув на колыхающуюся в чашке субстанцию, он поставил её на пол (отметим, что Леон не был сторонником принципа «Чем-больше-вещей-в-доме-тем-лучше.», поэтому едва ли можно было найти в его жилище «лишние» вещи, будь то из мебели или из кухонного сервиза.) и медленно подошел в загадочной картине, намереваясь взглянуть, наконец, что же на ней изображено. Присев на корточки, он развернул картину к себе, и глаза его полезли из орбит от удивления. Увиденное было одновременно пугающим и манящим, вселяющим ужас и дарующим надежду. Седой старик с развевающимися по ветру длинными седыми волосами, одетый в алую мантию, величественно висел в пустоте. Пальцы старца, по-видимому, были сложены в какие-то магические знаки. Казалось, его злые глаза попросту сверлили душу Леона, доставая из неё сокровенное, скрытое ото всех. Тут Леону почудилось, что рот незнакомца медленно, едва уловимо искривляется в кривой усмешке, еще немного – и старик рассмеется Леону в лицо хриплым, трескучим смехом! Желая избавиться от наваждения, Леон уже хотел было развернуть картину к стене, но тут что-то сверкнуло в зелёных глазах старика и над его головой, неизвестно откуда взявшиеся, стали вращаться три шара, все увеличивающиеся в размерах. Его волосы начали шевелиться, потрескивая в воздухе голубыми искорками электрических разрядов, губы что-то бессвязно шептали на непонятном гортанном языке. Летающие шары уже настолько увеличились, что можно было различить какие-то изображения в них. Леон непроизвольно протянул руку и коснулся одного из них. Шар тут же расплылся на всю картину и Леон увидел приближающуюся во тьме космоса планету. Секунду спустя он узнал в ней Землю, родную старушку-Землю, где он родился. Она все приближалась, и тут на холсте, на этом неведомом экране в вечность, стали сменяться одно изображение за другим. То были словно отрывки из фильмов разных эпох. Вот стая древних людей продирается сквозь непроходимую чащу, а вот огромный легион римского императора внезапно ринулся на врага, и лишь в поднятом облаке пыли раздавался звон мечей, стоны и проклятья нападавших и умирающих ни за что воинов… И еще, из одного монолога главного героя... Почему, ну почему любовь так нелепа, это словно шутка, да наверное, шутка, придуманная Господом. Вот компоненты той самой «ложки дегтя», которую Бог добавил в нашу «бочку» жизни: немного войн, немного боли, немного разбитых сердец от несчастной любви. Еще болезней сотни тысяч, людская скупость, злость и ненависть….и – смерть, как украшение, как логический финал. Кажется все, рецепт готов… Прошу к столу! |
||||
Sergeyko Свободен |
29-04-2005 - 18:35 Мощно! Очень понравилось. Это надо читать всем потенциальным суицидникам. Если их это не остановит, то значит это совсем слабые и глупые люди. Странно, но прочитав твой рассказик, в голове вертятся три слова: запрет, боль, расплата. Подумал и понял, эти слова - твой рассказ в наикратчайшей форме... Вот такие вот дела... PS Еще раз - молодец.... PSS Можно я распечатаю, чтобы показать одному малолетнему дурачку? комментарий относится к произведению *Лилит* "Самоубийца" Это сообщение отредактировал Grem - 30-04-2005 - 07:23 |
||||
| *Лилит* Свободна |
30-04-2005 - 16:38
Спасибо. НА самом деле, когда я только начинала это писать, я еще не знала, как все закончу... А потом, когда дописала весь день настроение было такое странное, словно собственную смерть пережила... Зато депресняки больше не мучают. РАспечатывай конечно  |
||||
| Свободна |
30-04-2005 - 19:30 Ну, выкладывать все свое творчество это очень долго и много, поэтому я простот даю ссылочку на мою страничку на прозе.ру http://www.proza.ru/author.html?aroma Предупреждаю сразу - я пишу в жанре фэнтези, надеюсь, что у меня неплохо получается. Но кого могут заинтересовать мои дневники, которые посвящены особо важным моментам моей жизни...  Жанр фэнтези уже давно никого не пугает, поэтому не стоит предупреждать о его использовании. Прошу Вас сделать акцент именно на Ваше авторство, из приведенной ссылки я его не вижу. Это сообщение отредактировал Grem - 01-05-2005 - 02:05 |
||||
Холод Свободен |
07-05-2005 - 00:26 Всегда интиресовался историей... Особенно её ключевыми моментами(как сложилось бы, будь всё иначе, а не так как есть). Есть такое течение фантастики - альтернативная история... Под впечатлением от творчества форумчан, решил написать свой рассказик... Это начало, напечатал я его за минут десять в Wordе... Если следовать моему сюжету, полностью он выльется в десяток таких же по размеру постов... Оставляйте своё мнение пожалуйста; но прошу учесть, за плевок в лицо отвечу тем же... Вздох. -Фамилия? -Дробовской. -Драбовский?-Его лицо выражало надежду. Полицай на вид был, простым польским парнем из-под Варшавы, который жил никому не мешая, пока призыв не забросил его на мятежную Русь. Он явно искал родственную душу там, где все для него казались врагами... И он был прав... -Нет, именно Дробовской.- Жаль его разочаровывать. Но надо быть особо тупым, чтобы в Сибири сейчас, искать гражданского поляка. Погоны потёртого мундира опустились: -Национальность? -Русский... -Нет такой национальности... -Я знаю...- Не легко мне было состроить добродушную улыбку, но я её выдавил. – Московит я... А вы? -Эээ... ЧервоноРосс... -Лжёте... -Почему вы так думаете?- Смешно было наблюдать за этим винтиком огромной машины, который не на шутку растерялся... -Произношение вас выдаёт... -И кто же я, по-вашему? -Поляк чистых кровей... -А вот и нет... -Зря... Теперь я не буду спать спокойно... В следующую секунду мы оба валялись на земле, по склону скользила вырванная дверца машины, по лицу растекалась кровь... Полицай подо мной, не смотря на всаженный в его глотку десантный нож, ещё хрипел и не ослаблял хватки. Несмотря на свою простоту, парнишка оказался не плохим бойцом. Изловчившись, я загнал ножик ещё глубже, разрывая шейные его позвонки … Поднялся я не сразу.… Ещё труднее было взглянуть на покойника, его глаза выражали упрёк. Но у меня не было выбора. Оставаясь на месте, я очень долго мог бы пудрить ему мозги, но это не могло продолжаться бесконечно. Как только, я бы покинул место задержания, он тут же проверил бы мои номера, которые уже полгода числятся в угоне, и передал бы мои данные на следующий пост, я не мог этого допустить… я должен добраться до места назначения… |
||||
D.P. Свободен |
02-06-2005 - 17:58 Записки шизофреника (Для одноразового использования) -Откуда вы знаете, что я не в своем уме?- спросила Алиса. -Конечно, не в своем, - ответил Кот. – Иначе как бы ты здесь оказалась? Льюис Кэрролл «Приключения Алисы в Стране Чудес» Я – метаэквивалайтерное состояние сознания и прорыв в осуществлении трансцендентных актов насилия над объективной реальностью. Данный документ не обладает никакой смысловой ценностью, поскольку он – всего лишь квазипотенциальная нелинейность больного сознания, спроецированная на бумагу в клеточках черной ручкой, которая не ручка на самом деле, а кусок протоплазмы в сознании этого потолка. Хотя таких пространств мы, пожалуй, еще не видели. То есть видели, конечно, но это не мы были. Правда, на самом деле, никаких пространств и нет, а есть лишь фиолетовые штампы в философском восприятии трансцендентальной реальности. Мне неудобно перед вами даже за то, что я вообще такое думаю. Я – это два абзаца назад или уже компьютерная матрица на уровне Джордано Бруно? Все настолько непонятно, что я отказываюсь куда-либо идти. И оставаться на месте я не буду. И вообще я не буду. Мне не нравятся подобные аспекты меня, связанные с эволюцией органических соединений и сознанием Будды, который на самом деле я, или не я, что не имеет абсолютно никакого значения. Я и без музыки потерянное в смыслах, а с музыкой я – не я, а трансэквивалентное одеяло, спроецированное на стену и перетекающее в непрерывные пытки сознания гуманоидов. Я – ты? Или я – я? Или я – они, те, кому я пишу? Или я – гремящие всеми смыслами неадекватные переживания себя в веках? Похоже, я слишком вытекаю смыслом в бумагу. Правда, на самом деле, я этим смыслом и являюсь, но это уже неважно с точки зрения заблудившихся в собственных тенях мыслей. Я сейчас – это я какой? По-моему, никакой, но кто я, чтобы говорить себе об этом? Ты, кстати, не знаешь, кто я такой? Ах, ну да, ты же и есть я. Это ты подумал или я решил? И кто из нас стал все это знать? Да, трудно решить, кто в данный момент все это думает. Ты думаешь – что я, я думаю – что ты, а на самом деле – солнечный свет вприпрыжку с самим собой и лазерным принтером. Попытки найти смысл в бессмысленном вытекают из того факта, что все изначально полно этого смысла, а вовсе не из того, что Иисус Христос – это ковер-самолет, независимо от ассоциативной связи понятия факса с нашим временем штормов сознания. Вот интересно, прошлые смыслы – это все еще прошлые смыслы или уже я в своем великолепии и безумии. Во всяком случае, мне очень странно чувствовать на небе вкус собственного мозгового рече-смысла. Хотя это опять же неважно в свете меня другого. Все отсутственно-понятийно-блистательно-событийно-улыбательно. А я навсегда, пожалуй, уйду в саунд-трек собственной вселенной, заключенной в сознании бытия неизвестного пространства и, скоре всего, точно такого же саунд-трека. Бесконечная вложенность и фрактальность пространств и сознаний друг в друге и в основополагающем базисе бытия, является следствием беспричинности коврика для мыши. Я ставлю точку на бумаге, и для меня это имеет такое же вселенское значение, как и термоядерный синтез в недрах седьмого галактического солнца слева от моей собственной мысли. С другой стороны, я в полной мере осознаю абсурдность своих неадекватных попыток записать что-то, что совершенно неважно в реалиях персонального сумасшествия, обусловленного формой тетради, застывшей в атмосфере нашей потенциально мертвой планеты. Солнце когда-нибудь погаснет, и об этом нельзя забывать. Исходя из этой двойственности солнечного света надо по-прежнему пытаться быть чем-то в воображаемом пространстве своего воображения и глотке слюны. Это, конечно, если смысл, просвечивающий сквозь свои останки, еще не полностью исчез на руинах этой тетради и в воспоминаниях современников. Но в целом, очень трудно избавиться от ленты Мебиуса, по которой бродит мое эквивалайтерное я, опасающееся пришельцев из внутричелюстных галактик самоощущения. Хотя, на самом деле, реальность не так уж и ужасна. Потому что это не реальность, а то, что я забыл выключить телевизор. Два листа первосортнейшего бреда, исписанные вдоль, поперек и по-диагонали. Как это трилинейно в безысходности меня и прорыве чуждого сознания. А персиковый нектар надо запретить! Да, именно запретить, а не выставлять напоказ самоходным установкам во главе с Джорджем Вашингтоном. Потому что ничего нельзя считать ничем, кроме ничего. Но это только с цветной точки зрения трансзвукового восприятия ничего и, опять же, в базисе пустотной реальности меня, которого нейтрино пролетает не задумываясь. Кстати, это оно зря. Я бы сильно задумался, если бы вдруг стал сам себя пролетать зачем-то. Пожалуй, многое из того, что я написал – не оно, а восклицательный знак в краснознаменной песне трактора, устремленного в необъятный космос. Которого нет, не забудьте, которого нет. Потому что должно же чего-то не быть, если все слишком уж есть. Это все не я писал, потому что я – галлюцинация себя же. Мне себя слишком много, мне себя, пожалуй, хватит. Я живу в чужом сознании, это и есть и причина и следствие и синий экран с сообщением о конце света и надписью «ОК» на языке передачи мыслеобразов, которым я, по всей видимости, пишу. Интересно все-таки очень, в каких смыслах меня смеются эти девушки. И в каком смысле меня вообще что-то есть. Если все есть, как здорово я сейчас сам себе подумал, тогда почему же ничего нет? Это точно я подумал? Или приблизительно? Последствия состояний сознания вызывают состояния, а те, в свою очередь, не обойдутся без своих последствий. Самое интересное, что я никогда не умру. Почему? Да потому что сейчас всего лишь 10 минут седьмого, а не Судный День. |
||||
Panther-ка Свободна |
01-07-2005 - 09:52 Зеркало для Смерти «Она выполняла свою работу. И больше всего Она хотела быть нужной. Нужной не Создавшему Ее, а тем, для кого она работала. Она знала всех!!! Она всегда была разделена на миллиарды незримых сущностей, одновременно являясь одной. Двигаясь по вселенной миллионы лет, Она все время поглядывала чуть вправо – на своих глупых подопечных. Особенно глупы были люди. Их Она никогда не понимала. Большую часть времени, Ее не воспринимали. Но Она уважала свободу выбора. Она ценила ее настолько, что даже не имела собственного лица, давая возможность каждому увидеть Ее такой, какой ему хотелось. Но видели Ее очень редко и очень недолго. И Ей страшно не нравился момент, когда Ее наконец замечали. Потому что, обычно, мозги глупых «человеков» превращали Ее в какого-то монстра, а Ей приходилось принимать тот облик, который возникал в уме у увидевшего Ее. Это было гадко и неприятно. Поэтому каждый момент, каждую секунду каждому из своих «учеников» Она нашептывала из-за спины Мудрость Жизни, в надежде, что однажды он обернется и увидит Ее красоту. Ее Величие. Ее Доброту. Но снова и снова повторялось одно и тоже: почувствовав Ее присутствие, глупый человек начинал судорожно дергаться, пытаться убежать, уползти, спрятаться, или же начинал хватать все свои накопленные за жизнь игрушки, распихивать по карманам деньги, золото и прочие побрякушки. В общем, вел себя дико и ненормально. Как Она этого не любила! Ей ничего не оставалось, как встать прямо перед ним, взять его холодными руками за лицо, подождать, пока он остановит свой безумно бегающий взгляд на Ней. Потом поймать его внимание и… выпить его всего, пропустив сквозь Себя, словно через фильтр, чтобы вся материальная дрянь, цепляясь за которую, Ее так ненавидели, осыпалась и осталась лежать кучкой рядом с Ней. А он – летел себе дальше, к Создавшему Ее. Но это Ее уже не волновало. Это была не Ее работа. Бывали моменты, когда Ее настойчиво искали. Конечно, ведь она знала в этом мире всех и почти что все. Ее знания были огромны. И единицы к ней приходили только за Знанием. Она понимала это, но все же порой давала Себя найти, не переставая удивляться при этом глупым людям, ведь Она лучше любого проверила на собственном опыте, что «за многия знания – многия скорби»… Случалось даже, что Ее «насиловали», и ей против воли приходилось выпивать чью-то душу, а потом отплевываться долго и безрезультатно. Она не могла любить или ненавидеть, но такие «насильники», или как их называли люди - «самоубийцы», вызывали у Нее омерзение. Но очень редко бывали моменты, когда Она искренне чувствовала себя счастливой. Это происходило в случае, если Она вставала перед человеком, а он говорил «Ты уже здесь? Ну что ж, я готов». И Ей это было приятно. Ей нравилось ощущать свою нужность и видеть, что ее не боятся. И случалось такое, что Она разворачивалась и скрывалась у человека за спиной, чтобы когда-нибудь потом еще раз встать ПЕРЕД ним и снова почувствовать, что Она НУЖНА. |
||||
SPLIXXX Свободен |
05-07-2005 - 16:03 Ладно, я все стеснялся, но выложу тут немного из своих творений, покороче которые.. *** Стоунхендж *** Он стоял и смотрел на море. Песчаный пляж был пуст, и шум волн, разбивающихся о берег, и крики редких чаек, проносившихся мимо, напомнили ему о давно прошедшем времени, когда он жил так далеко отсюда и считал себя счастливым человеком. Внезапно, резкий порыв ветра заставил его плотнее запахнуть пальто. Холод, пробежавший от песка к босым ногам, заставил с тоской посмотреть на стоящие неподалеку туфли, но, сердито одернув себя, он отвернулся, и взгляд его вновь устремился вдаль. Вечерело. Кровавое солнце тяжело ложилось на водную гладь, обнимая одинокую фигуру безликими лучами. Вдруг он с удивлением обнаружил, что по правой щеке медленно катится слеза. Слабость охватила его, и, поддавшись прежде неведомой силе, он устало опустился на песок, не обращая внимания на неприятное чувство холода. Согнув ноги, он уткнулся в колени подбородком Пальцы зарылись глубоко в землю. Глаза продолжали следить за полетом небольшой серой чайки, лишенные какого бы то ни было выражения. «Мира больше нет», - подумал он, и на этот раз слезы потекли рекой. Он и не пытался удержать их… Много или мало прошло часов – он не знал. Проснулся он уже глубокой ночью. Дрожа от холода, медленно поднялся. Ступни окоченели и, с трудом надев туфли, он тяжело побрел прочь, ни разу не обернувшись и не взглянув на море. Когда он подошел к высокому зданию гостиницы, была половина пятого утра. Пожилой швейцар удивленно уставился на господина, шикарное черное пальто которого было сплошь в песчинках и какой-то пыли. Тем не менее, он с обычной подобострастной улыбкой отворил двери, слегка поклонился и негромко произнес: «Good morning, sir». Не заметив ни швейцара, ни его приветливой улыбки, мужчина прошел мимо. Небрежно кивнув директору, который о чем-то вполголоса инструктировал портье, он вошел в лифт. При виде высокого, невеселого человека, лифтер смущенно опустил глаза. В полном молчании они доехали до четырнадцатого этажа – там он вышел. Тонкая полоска света просачивалась из-под двери крайнего номера. Он знал, что там его ждет молодая жена, знал, что сейчас опять будут слова утешения и бесконечные извинения; знал, что она снова будет пытаться развеселить его, знал, что потом они займутся любовью – он видел и знал все, все наперед. А не знал он только одного – того, что затерялось там, в глубине вечных морских вод, там, где закат сливался с рассветом, где серая чайка голосила о своей беззаботной жизни… Выронив ключи от двери счастья, он потерял надежду найти ее. И не знал, что она совсем рядом. Совсем близко... |
||||
| SPLIXXX Свободен |
05-07-2005 - 16:11 *** Великая мира сего *** Она прокралась к нему ночью. Маленькая рука коснулась окна, и оно бесшумно отворилось, пустив ее внутрь. Маленькими шажками, на цыпочках, она неслышно подошла к кровати и взглянула на спящего. Он легонько посапывал, не чувствуя чужого присутствия. Она смотрела на него, на молодое, красивое лицо, и легкое чувство жалости скользнуло перед ней, коснувшись своим ледяным дыханием. Она была старше, много старше его, но всякий, кто в первый раз встречался с нею, видел ее свежей, юной и прекрасной. Внешняя молодость значила для всех так много, а для нее так мало... Но он сам призвал ее, пусть и не знал об этом, и она пришла, жалея и его, и себя, пришла, как приходила ко всем, бесшумно и незаметно, и тихонько, чтобы не разбудить, легла рядом. Когда на следующее утро он проснулся и увидел ее подле себя, глубокое изумление отразилось в его глазах и, чувствуя себя другим человеком, он вышел из дома и вернулся лишь поздней ночью. Она стала неотъемлимой частью его жизни. Он засыпал и просыпался с нею, она всюду сопровождала его, нашептывая на ухо слова, которые он хотел слышать, когда он оглядывался назад, боясь потерять, то всегда находил ее рядом, возле себя, она стала вездесущей и никогда не покидала его, не оставляя наедине с самим собой. И с ней он был счастлив, чувствуя себя тем избранным, которому всегда обещало светить солнце. Время летело быстро, но он не замечал скорости полета. Из его жизни исчезло множество прежде безответных вопросов, он видел, что все, чего она касалась, расцветало яркими красками, сияло в полную силу, он впитывал в себя неземную красоту ее творений, поражаясь их чувственности и откровенности, тяга к которым, казалось, утрачена навсегда. Он поднимался по лестнице счастья, зная, что рано или поздно достигнет последней ступени, где сверкает звезда его жизни и где произойдет обретение себя. И на вершине он понял, что больше она ему не нужна, и попросил уйти. Она не вняла его просьбе. Он решил уехать, бросив ее, но она последовала за ним, и тогда он накричал на нее, но она оставила его гневные слова без внимания, невозмутимо стоя рядом и глядя ему в глаза. И он с ужасом почувствовал, как она проникает в него через пристальный взгляд, вливается огромными, тяжелыми волнами, сливается с ним воедино, становясь им, и в тоже время делая своей частью, поглощая в себе. Душа наполнилась безотчетным и всепоглощающим страхом, заставив задрожать и молить о пощаде. Но она была глуха к его молитвам. Наполняя своим естеством, она медленно сводила его с ума. Он уже не осозновал, что делает, с кем разговаривает, куда идет – всем управляла она, огромная, грозная и неумолимая богиня. С каждым днем он падал все ниже, она жадно терзала его изнутри, медленно подбираясь к сердцу и выпивая кровь каплю за каплей. Ее нежные руки превратились в лапы со смертельными когтями, которые рвали и раздирали со страшной силой, и которой он не мог противостоять. Ее милое лицо превратилось в страшную пантомиму кошмарного чудовища, убивающего безо всякого сожаления. Она высилась над ним, как безмолвная скала, которую не смогли разрушить ни время, ни вечность. Он упал на колени, когда она дотронулась когтями до средоточия всех его чувств и подожгла, и лежал на спине, когда сердце разорвалось, не выдержав ужасной боли. И когда жизнь утекала из него, беря начало пути вверх, подобно реке, начинающей свой бег из истока, его губы беззвучно шевельнулись и замерли, в первый раз произнеся сперва столь любимое, а теперь ненавистное ему имя. А слово, слетевшее с губ, еще долго парило в небе, наполняя его тихими и вкрадчивыми звуками, и она вся была там, в огромном и необъятном слове, слове, которое знал каждый, но не ведал, что есть оно на самом деле, слово, означающее счастье и печаль, радость и страдание, смех и плач… Она была этим словом. Она была любовью. |
||||
| SPLIXXX Свободен |
05-07-2005 - 16:14 И последняя пока.. *** Про нелепость *** Горько или сладко, но смешна всякая нелепость. И, вместе с тем, в ее силах причинить боль. Боль, которая прячется за смехом. Часто, вспоминая ту или иную нелепость, я смеюсь над ней и над собой, видя лишь забавное приключение, хотя в момент ее свершения мне больше хотелось заплакать и убежать, и, пытаясь понять, как я попал в подобную ситуацию, я не находил оправдания, ненавидя и уничтожая себя самокритикой. Но и нелепости по своей природе бывают разными. Одни настолько случайны, что смешны в самой своей основе, другие быстротечны и безолаберны, как незамутненный ручеек молодости, а третьи длятся годами, и редкий сатирик сможет спрятать их за своим цинизмом, не говоря уже о смехе, смехе в его полноте, радости и прощении, а не в вымученности и страдании. Сама жизнь может показаться нелепостью в глазах прозревшего или понявшего, но никто не в силах объяснить, где она, норма, основа нелепости, где ее критерий? В каждом заложен свой ответ, и вопрос лишь в том, кто сумеет извлечь его на поверхность ищущей души. И пусть он ежесекундно меняется, исчезает и является в новой форме, новом виде, главное – он существует, и его можно найти. Нелепо. Я пытаюсь любить тебя, и это нелепо, потому что, по твоим словам, я тебе безразличен, но в тоже время одна ты скучаешь, ждешь и зовешь меня. Чего ты хочешь? Ясно, что тебе нужна игра, нужна жертва, за которой погонится твой хищнический дух, тебе нужна борьба за меня, тебе хочется добиться того, чтобы я стал твоим, тебе противна моя свершившаяся принадлежность. Утерян соблазн, исчез мотив. Я ухожу, и ты ничего не говоришь, лишь надменно смотришь мне вслед, уверена, что я вернусь, униженный и покорный, вернусь за твоим прощением, которое мне не нужно, вернусь за печально утраченным счастьем, обратившимся в грусть, вернусь за тобой и твоей тенью… но вы мне не нужны; один прохожу я мимо знакомых витрин, мимо задыхающихся вывесок, по мокрым улицам ставшего родным города, и мысли в поэтическом беспамятстве красоты одиночества утекают вдаль, вдаль от тебя, оставляя образ за изгибом потока, претворяющего в жизнь мои желания. Я ничего не хочу, я – пуст, но свободен, свободен от тебя и твоих искусственных речей и нелепых обманов, свободен от твоей непризнанной любви и неуслышанной страсти, я свободен для себя. Я знал, что именно она нужна мне. И сейчас я вижу ее, она идет впереди в нескольких метрах, стройная фигура покачивается в такт ровной походке, туловище ведет непрерывный танец с ногами. Чужая рука обнимает ее за талию, чужые губы нежно касаются уха, а пальцы перебирают волосы – но я счастлив, видя ее улыбку, слыша ее смех, чувствуя ее радость, ее мягкую несвободу. Внутри меня что-то начинает клокотать, оно бурлит, рвется наружу, подступая все ближе и ближе, бьет меня, и вот, оно на свободе, я смеюсь, смеюсь над очередной нелепостью, смеюсь над тобою, смеюсь над нею, я – замкнутый круг, из которого невозможно вырваться, но который можно стереть силой нелепости и со смехом возвыситься над миром, ставшим нелепостью, абсурдностью и бессмысленностью, и сейчас, идя по земле, покрытой твердым асфальтом, забыв про равнодушное искомое, я вспоминаю о том, что сам я – нелепость. |
||||
Буказоид Свободен |
21-07-2005 - 02:06 Вокруг была пустота. Голову сжимала гнетущая тишина. Да, работал телевизор, там что-то говорили и пели, но он этого ни чего не слышал. Только глухие удары сердца колоколом стучали в висках. - Надо же, оно еще бьется. – мрачно подумал он. Да, сердце еще билось. Хоть его и сжимала боль, сковывающая все движения и мысли, но оно продолжало качать кровь, нагнетая ее к воспаленному сознанию. Он сидел перед монитором. Надо бы поработать, но взгляд его был стеклянным. Было одно желание – заглушить боль, и при этом все равно как. Сейчас он не мог сделать выбор. Хотелось и напиться, и причинить боль себе или любимой женщине, или, с еще большим наслаждением, тому, с кем она сейчас. Сегодняшняя мимолетная встреча утром повергла его в бездну отчаяния. Он услышал самые жестокие слова, которые слышал когда либо: - Знаешь, я решила все еще в августе. Но, просто у меня был сложный период, и мне нужна была помощь. Каким же холодным тоном все это было сказано. Август прошлого года. Получается, что почти год он был просто игрушкой в ее руках. Теперь он окончательно убедился, что сентябрьская Ялта все решила. Он вдруг понял, что она, встретив там Илью, сказала себе: - Ну что ж. Наверное, это именно ТО. Наверное, именно ЭТОГО я ждала. А потом Илья приехал. Она сама говорила, что когда он появился рядом, то почувствовала что-то. Неужели это было чувство тепла, покоя, ощущения дома, что ли? Почему она так кинулась к этому человеку? Он знал ответ. По крайней мере, думал, что знал. Как он проклинал себя сейчас за то, что не смог дать любимой женщине тепла и ласки, чувства защищенности и дома. Ведь он же любил ее, до сих пор безумно любит. Почему она не поняла, что на ее не заданный вопрос: - Сережа, давай жить вместе, всегда? Я хочу быть твоей, только твоей, твоей женой. Он бы бросил все ради нее. Но, этого не случилось. Они упорно продолжали разыгрывать роли любовников. Как же они ошибались, ОБА. Жена? Стоп! Какая жена? Она же только развелась в конце сентября, именно тогда, когда они вместе были в Ялте. Муж подал на развод в августе. Сколько раз она ему говорила, что не хочет связывать ни с кем свою судьбу, хочет быть одна. Боже, какая ложь! Получается, что она перепрыгнула с поезда на поезд. Но почему же она выбрала не тот поезд? Выходит, что, живя с нелюбимым мужем, ей просто нужен был кто-то рядом. Нужен был просто «для здоровья». Но вот на горизонте появился новый муж, который ее боготворит, которого она может возить с собой, официально представив в роли друга, и ей уже не нужно старое лекарство. Но ведь тогда, когда у нее не будет сегодняшних проблем, этому новому мужу уготована та же судьба. Он совсем потерял возможность что-то понимать. Эта мысль как удар молнии пронзила его мозг. Господи, неужели его любовь, первая в жизни, сначала захлестнувшая его, а потом превратившаяся в смысл бытия, была для кого-то просто игрой? Но нет. Сердце не хотело этому верить. Сердце до сих пор верило, что она любит его. Ведь их встречи, поездка в Новгород, что это? Или это обычная физиологическая потребность, пока она помогает Илье переехать к ней? Нет, что-то во всем этом не сходилось. Он не мог понять, что. Он не мог понять, почему она его так мучает. Ведь она до сих пор говорит ему: - Сереженька, солнышко, хреново мне .... кто знает, может Илья занял место бывшего мужа, а не твое.... я не знаю, во всяком случае сейчас ... я боюсь привязываться к Илье ... и мне плохо без тебя ...и ... А потом спокойно и холодно: - Все. Все уже прошло. Будет так, как я решила. Прошлое больше не вернется. Что это, игра на его чувствах? А может она и правда до сих пор его любит и не хочет терять? Попытка сидеть на двух стульях сразу? Вернее она и не сидит, она просто один из стульев убрала в чулан. Кто знает, может он ей еще и пригодится. Но как она не понимает, что там он просто сгниет. - Хм. Интересная метафора. Стул. Тут он вдруг понял, что готов стать этим стулом. Готов валяться в чулане. Готов на все, лишь бы его хоть иногда, изредка вынимали оттуда. - Нет. Надо выпить кофе. Что-то я совсем не туда иду. Увы, кофе не помогло. Только еще больше стало вопросов. Его раздирали сомнения и любовь. Он не мог понять, что же она от него хочет? Сделать просто другом? Сохранить на будущее как любовника? Что? Что ей от него надо? Он терзался вопросами: Любит ли она еще его? Любит ли она Илью, или просто с благодарностью принимает его помощь? А что такое любовь? Как она ее понимает? Думает ли она о нем? И если да, то что именно? Осталась ли в ней страсть, постоянное желание видеть, обладать им? Или это желание теперь перенесено на другого? Господи, как много вопросов. Суждено ли ему когда ни будь услышать на них ответы? Или может быть ему уготована судьба вечного забвения? Вечного ожидания? Он больше не мог сдерживаться. Эмоции снова накатили на него с новой силой. Он подошел к бару, долго смотрел на початую бутылку коньяку. - Ин вино веритас! А может быть так оно и есть? – подумал он, наливая полный бокал. – Это было Время. – Время? – переспросила Любовь. – Но почему оно спасло меня? Познание еще раз взглянуло на Любовь, потом вдаль, куда уплыл старец: – Потому что только Время знает, как важна в жизни Любовь. - Интересно, кто это сказал? – подумал он. От коньяка не осталось и следа. Как будто он и не пил вовсе. Он вдруг представил себя этим Старцем, сидящим в лодке Харона. Он понял, что это его судьба. Сердце сжалось в не мысленной тоске. Ему суждено нести любовь к прекрасной женщине до гробовой доски. Ради любви к ней он готов на все. Он готов быть рядом, молча смотря на ее счастье. Он готов улыбаться, шутить, лишь бы ей было легко, лишь бы она не догадалась, какая для него мука быть рядом с ней. Она хочет видеть в нем просто друга? Ну что ж. Пусть будет так. Пусть он будет другом. Все, что она не пожелает, он готов исполнить для нее. - А как же жена? Она ведь уже сейчас видит, хотя пока и не понимает, что что-то происходит со мной. – мелькнуло у него в мозгу. Жена. Да, видимо ему придется что-то все же ей сказать. Но что и как? Хоть любви и нет, да и не было никогда, но быть с ней жестоким он не хотел. Ведь как бы то не было, но она подарила ему двух замечательных детей и она, скорее всего, все же любит его. Какие ему найти слова, что бы попытаться сохранить с ней пусть не дружбу, но хотя бы те отношения, которые не приведут к вражде, не начнут войну между ними. Он не знал. Он уже стал готов к этой жертве. От этого понимания, а еще больше от понимания бесполезности этой жертвы сердце сжалось в комок. Его как будто сдавили в тисках. Понимает ли она, хочет ли она понимать, на что он готов ради нее? - А какая разница, понимает она или нет? Она же для себя все решила. Да, ты права в одном: «Прошлого не вернуть» Он вдруг отчетливо увидел, что того, что было раньше, той жизни, что была, уже не будет. Ее уже не вернуть. Их любовь перевернула в нем все. У него уже нет сил скрывать эту любовь. Ни сегодня, завтра, всем это будет видно. От жены это будет не скрыть, да ему уже и не хотелось ни чего скрывать. Илья его возненавидит. Это он сейчас такой добрый, оберегая ее спокойствие, зная, что между ними было. Но на сколько его хватит? На сколько он сможет терпеть его любовь к ней, которую скрыть невозможно? На сколько она сама сможет это вынести? Как бы она не говорила, что это именно ОНА хозяйка, что именно ОНА всегда будет все решать, но он то знал, что надолго у нее не хватит сил. Она, как любая женщина, захочет просто свернуться калачиком на груди мужчины, что бы он все взял на себя и ее не мучили заботы. Он слишком хорошо ее узнал за эти годы. И он понимал, что этот мужчина будет не он, как бы ему этого не хотелось. - Ну что ж, это наверное и есть край. Край той пропасти, за которым начинается забвение. Ему стало одиноко. Только теперь он понял, что обречен на вечное одиночество. Он ни кому не сможет сказать о том, что происходит. Его единственным другом и собеседником останется экран компьютера. В его голове всплыли сказанные ею слова: - Знаешь, есть такое выражение «одиночество в толпе»... когда идешь по оживленной улице, рядом с тобой куча народа, но никому до тебя нет дела .. одиночество здесь ощущается острее, чем если ты один где-нибудь на природе. Там хоть ветер, деревья, море, от стихий не ждешь ответа, но с ними можно разговаривать и кажется, что они созвучны настроению твоего сердца ... |
||||
Lesat Свободна |
24-08-2005 - 02:13 Плавясь под горячим огоньком, по огарку свечи медленно стекает струйка воска. Она смотрит на неё небесно-голубыми глазами, в которых утренней росой сверкают слёзы. Её губы шепчут молитву. Молитву за простого солдата. А солдат – в тяжком пути к родному дому. И этой ночью он должен вернуться. Девушка подошла к образу и прошептала дрожащим голосом: «Господи! Где же он? Береги его, молю тебя…». Рыдая, она упала на колени. Два часа сидела она перед лампадой. С улицы доносился грохот ливня. Вдруг этот монотонный гул прервал скрип половицы. - Светлана! - Глеб! Не прошло и секунды, как они заключили друг друга в объятья и, возможно, даже не заметили, как молния ударила в деревянный пол, и он вспыхнул, как нежные щёки девушки от поцелуя солдата. В 7 классе было написано... |
||||
ЛиSенок Свободна |
02-09-2005 - 12:48 Всем привет. Хотелось бы присоединиться к Вашему творчеству. Кому интересно, заглядывайте на мой сайт... http://romanovanovel.narod.ru |
||||
| ЛиSенок Свободна |
02-09-2005 - 12:52 Я никогда не поверю, что он мог так легко согласиться на эту экскурсию по райскому саду, выбрав в гиды самого Бога. Я никогда не поверю, что Антон решил походить по облакам и остаться там навсегда. Он должен был умереть дряхлым морщинистым стариком, не вставая со своей огромной кровати с шикарным темно-бордовым балдахином, не поднимая головы с белоснежных подушек. С благосклонной улыбкой на нежных губах, с въевшимся в палец кольцом, с новыми недописанными нотами в изголовье кровати. Так не должно быть. Не должно. В карцере, куда меня сажают с постоянной периодичностью, за бунты, плохое поведение и сумасшедшие истерики, мне совершенно нечем занять себя. Впрочем, я давно уже не устраиваю никаких истерик. Больше нет сил и здоровья. И нервы тоже истощились. Или у меня вообще не осталось никаких нервных клеток, а вместо них сплошная вязкая каша. Я даже думать устала. Даже думать. Карцер (мой странный дом с грязным вонючим полом, мое убежище от неба и хоть каких-нибудь мыслей) намного страшнее общей камеры. За несколько лет я почти научилась не бояться его обшарпанных стен. Все грязные обшарпанные стены исцарапанные его именем. У меня настолько быстро растут ногти, что когда они случайно ломаются, не выдерживая напряга последней буквы «н», я не переживаю. С четырех сторон меня насквозь прожигают неровные царапины. Я могу с закрытыми глазами на ощупь найти любую надпись и с точностью угадать начертание букв. Антон… Это имя преследует меня каждый день. Это имя убивает меня и сводит с ума. Иногда мне действительно кажется, будто я сумасшедшая. Раз в два дня мне как блохастой, отверженной всеми течной суке, бросают черствый кирпичик черного хлеба. Через маленькое квадратное отверстие в двери хлеб падает на пол и катится, натыкаясь на стенку, заваливается на бок... P.S. Продолжение следует… Тринадцатое октября. Три часа до убийства. Меня задержали дела и Аркаша Соболь, который весь вечер развлекал меня старыми итальянскими фильмами Федерико Феллини и поил превосходным пуншем. Я пришла к нему в поисках альбома экспозиций Лукаса ван Остреа, о котором мне постоянно напоминал Рыбацкий. Пунш оказался настолько хмельным, что через полчаса и думать забыла о странном художнике и легко поддалась соблазну итальянского режиссера. Аркаша Соболь был не в курсе моих отношений с Антоном. Он даже не знал, ездила ли я в Питер, или моя мечта осталась только в мыслях. Кешик смотрел на меня с вожделением и большой охотой поживится связями и деньгами. Мне же было муторно от его взглядов и немного противно, хотя как любая женщина я была готова на очередную интрижку. Владелец арт-галереи страдал от полнейшей бездарности и отсутствия музы, которая пролетала мимо и напрочь забывала о нем. Во всех признанных художниках он видел соперников, совершенно не имеющих таланта. Через полчаса, окончательно опьянев от выпитого пунша и зардевшейся гордости, я почти согласилась позировать ему. Аркаша просил меня об этом несколько месяцев подряд (прежде всего этот маразм распространялся на его похотливую нижнюю часть передка). Он непременно хотел, чтобы я лежала на холодном каменном полу с кровавыми руками и униженной совестью. И холст наверняка получился бы холодным и слепым, покрытый зимним снегом и одиночеством, а глаза неживые и глубокие. Я нехотя разделась, не желая расставаться с наготой моего тела, принадлежащей только Антону и легла на ковер, источавший аромат осенних листьев. Видимо Аркаша Соболь подобно моим картинам, вывешивал коврик, имитирующий довольно плохую копию каменного пола древнего кельтского замка на балкон. Если бы Антон видел мое распластавшееся тело, он бы наверняка не перенес такого унижения и ушел из моей жизни также болезненно, как сделала моя собственная мать. Она с самого начала знала, что именно этим кончатся наши бесконечные скандалы и недовольства друг другом. Женщина, запретившая называть себя матерью ушла быстро и легко, ни разу не позвонила и разорвала все связи. - Такая беспардонная сука, как ты, скорее всего, кончит свою жизнь на тюремных нарах или встретит смерть на железной койке венерического диспансера. – Ее последние слова не произвели на меня ровным счетом никакого впечатления. В то время мои мысли занимал только сбежавший по долгу службы Егор Лашков. Если бы от меня ушел Антон… Антон… - О чем думаешь, краля? – Тонкий голос моего ваятеля вернул меня к действительности. – Ты не можешь сосредоточиться, принять нужное выражение лица, и тем самым только мешаешь мне. - Устала. – Поморщилась я, окончательно протрезвев. – Я, пожалуй, пойду. Меня дела ждут дома. - А как же я? – Расстроился он. Сгорбленный, находящийся в полусогнутом состоянии возле мольберта, Аркаша Соболь напоминал мне тучного борова. – Мы только начали. - Потом как-нибудь заскочу. – Пообещала я и быстро оделась. Тринадцатое октября. Двадцать три минуты после убийства. « - Если я расскажу ему о картине, он жестоко обидится на меня. Обидится и опять уйдет в ресторан с какой-нибудь девицей. Только этого не хватало для полного счастья». Я успела зайти по дороге в новый, только что открывшийся торговый центр и присмотреть для него кожаный ремешок для часов, о котором велись разговоры последние несколько дней. Договорившись с продавщицей о том, чтобы она придержала ремешок до завтра, клятвенно заверив ее в покупке эксклюзивной вещицы, я медленно шла домой. Кажется, я шла домой с надеждой на то, что скоро моя жизнь изменится в лучшую сторону, у Рыбацкого, наконец, закончится депрессия, а потом мы поженимся… А потом мы поженимся… на том свете… на той стороне жизни… на той стороне смерти… Он лежал на полу, в луже крови, похожий на гигантский кусок мяса, щедро облитый кетчупом. Я никогда бы не подумала, что в человеке вообще может быть столько крови. Я сразу поняла, что он мертв. Я сразу поняла, что он не сможет встать и ответить на мой поцелуй, и испугалась. - И зачем я только договаривалась о покупке кожаного ремешка, а, гениальный композитор? – Поразившись собственному цинизму, я легла рядом с ним и тихонько тронула его рукой. – Значит, закончилось наше счастье? Антон… Он умер… Умер… Его убили, закололи чем-то острым, скорее всего большим хозяйственным ножом. Ножом… Когда я уходила в галерею Аркаши Соболя, Антон сидел за роялем и сосредоточенно исправлял погрешности в нотах. У него было отличное настроение, и он мурлыкал себе под нос какую-то веселую мелодию. А потом громко и хрипло затренькал телефон. Звонила Юлька Розалина, приглашала меня на очередную пьяную вечеринку с «балетными мальчиками». (Так она называла дешевых стриптизеров из дрянного районного клуба «Рампа».) После моего отказа Юлька как всегда обиделась и с торжественным презрительным вздохом положила трубку. Он умер… Умер… Его убили, закололи чем-то острым, скорее всего большим хозяйственным ножом. Ножом… Его убили, и значит больше никогда в жизни, он не прикоснется губами к моей коже. Его убили, и он никогда больше не будет позировать мне… Портретный мальчик Антон. Сбылось пророчество старого американца, сфотографировавшего меня на набережной Невы. Я прижалась поближе к моему падшему ангелу и заснула. Мне снился холодный туманный Питер и маленький одинокий катер, заблудившийся в грязной зловонной воде. Питер, который украл у меня тысячи невинных поцелуев. Питер, в котором Антон мечтал сыграть «Реквием». Тринадцатое октября. Четыре часа после убийства. Казалось, что я спала вечность. Голова была мутной, очень тяжелой. - Нужно позвонить в милицию. – Сказала я, осторожно вслушиваясь в напряженную тишину. Мне хватило одного настороженного взгляда, чтобы понять его смерть. Я попыталась подняться с пола и выйти в прихожую, набрать номер телефона, но ноги оказались ватными и не слушались. Пришлось вернуться к моему ангелу и оставаться в таком положении. Крови натекло столько, что можно было пить ее, лежа на животе, не испытывая при этом никаких затруднений. Белая, неаккуратно заправленная рубашка прилипла к многочисленным ранам, образовывая неприятную бурую корку. У моего ангела сломались крылья и он не смог взлететь… Мне показалось, что открылась входная дверь. И мысленно я подготовилась к смерти. Теперь никто не оставит меня в живых. После всего, что я видела. - Есть кто-нибудь дома? Эй, Катька, тебя никто не учил закрывать входную дверь? – В квартиру действительно кто-то вошел. Из прихожей послышался голос Юльки Розалиной. – Катя… - Она уже вошла в комнату и жутко испугалась, увидев море крови и мое безумие. - Я пришла, а он был мертв, Юлька. Слышишь, я не убивала Антона. Юлька Розалина остановилась посреди комнаты, бухнулась на ковер и принялась рыдать. Она ничего не соображала, а я пыталась ее успокоить. - Убили! Убили… - Шептала она, брызгаясь слезами. – Тебя посадят, неужели ты этого не понимаешь? Катя! - Стоп! – Внезапно воскликнула я. – Я его не убивала. Пришла домой и нашла его на полу в луже крови. Меня никто не посадит. Вызываем милицию. Глава третья (четвертая). *** Я проснулась от громкого телефонного звонка, чертыхнулась и вылезла из кровати. Звонил Льдов, который успел соскучиться по нашим перепалкам. Он даже не посмотрел на часы и посмел разбудить меня в восемь утра. Я смачно выругалась, обложила его отборным матом и повесила трубку, но он снова перезвонил через несколько минут. - Не хочешь съездить в Питер? – Спросил он, ничуть не обидевшись на мое плохое настроение. - Что? – С утра мне соображалось плохо. – Зачем мне ехать в Питер? - Я подумал, что тебе захочется поехать. – Ответил Родион. – Можно было бы начать поиски именно оттуда. - Какие поиски? – Я совершенно не понимала его. - Ты мечтала найти убийцу Рыбацкого. Ведь так? - Льдов, неужели ты думаешь, что я буду посвящать тебя в свои планы! – Я была возмущена до крайности. – Тебе заняться больше нечем? У тебя своих дел мало? - Я просто помочь хотел. - Если бы хотел, то помог мне три года назад, когда шло следствие. А теперь это мое личное дело. И мне твоя помощь не нужна. 1. Родион почти обиделся, наскоро попрощался и пошел на кухню варить кофе. В квартире царил беспорядок. Еще несколько недель назад он бы не обратил никакого внимания на такую нелепую ссору. Катя Третьякова не желала принимать от него какую-либо помощь, поддержку. А еще она продолжала любить Антона Рыбацкого. Мертвых любить гораздо легче, чем живых. О них не поговоришь плохо, - все равно никто не поймет. ( Родион и Катя) – фрагмент. Я возненавидела его спокойный взгляд. Он полностью соответствовал его холодной неприкасаемой фамилии. Я никак не могла понять Льдова и, скорее всего, просто не хотела его понимать. Он убил в моей души ту самую частичку любви, которая еще могла остаться к моему ангелу. - Мне нужна была твоя помощь, Льдов, а не сочувствие, ты понял? Ты должен это понимать, как любой здравомыслящий человек. Антона Рыбацкого больше нет. Это я убила его, заколола огромным острым кухонным ножом. – Парировала я. - Ты сумасшедшая! – Крикнул Родион, кидаясь на меня. – Я знаю, что ты не убивала своего сожителя. – Боже мой, как грубо и некрасиво звучит слово «сожитель». - Раньше ты придерживался другой точки зрения. – Я вновь забила гол в его ворота. – Что же сейчас изменилось? - Послушай, Катя… - Он очень смущался и был похож на провинившегося щенка. – Переезжай ко мне жить. Я тебя не трону, обещаю. Его нелепое признание в любви вызвало у меня приступ нервного смеха. (Я тебя не трону, обещаю.) - Льдов, это ты ненормальный. Причем на всю голову. Ты думаешь, что я могу испугаться твоей внезапной похоти? Я взрослая женщина, отсидевшая на зоне по твоей, между прочим, прихоти. У меня есть свой дом, в котором я останусь. - У тебя нет своего дома. – Упрямо вторил Родион. – Ты живешь у бывшего мужа, человека, с которым тебя ничего не связывает. - Ревнуешь? – Мне стало его жалко. Я улыбнулась и мягко потрепала его по щеке. – Ты ничего обо мне не знаешь. - Ты о нем тоже ничего не знала. – Мое сердце забилось часто-часто. Как он мог сравнить такие чистые чувства Антона со своей глупой похотью? - Это не твое дело, Льдов. И вообще когда ты, наконец, прекратишь эти глупые разговоры? Когда ты прекратишь вспоминать Антона Рыбацкого? - Ты любила его? Я не смогла честно ответить на его вопрос и поэтому промолчала. На протяжении двух с половиной лет я только и думала о своих ощущениях и чувствах. Пыталась понять стуки своего сердца, когда лежала на тюремной койке с вонючим одеялом, когда черствые комочки хлеба проскальзывали сквозь пальцы, когда царапалась о грубую проволоку оконной решетки. Тогда я любила Антона и даже скучала по звукам старого рояля. Я мучительно старалась вспомнить, чем же я занималась все те годы, пока ждала этого чудесного ангела. За два с половиной года я так и не нашла ответа на свои думы. - Ты любила его? – Чуть слышно повторил Льдов. Я не смогла честно ответить на его вопрос и поэтому пожала плечами. Он опять посмотрел на меня и ехидно улыбнулся. - Катя… – Где-то совсем близко над собой я почувствовала его горячее дыханье. Узкие губы Родиона едва касались моего уха. Тонкий сладковатый аромат, исходящий от его тела и одежды окутал комнату и был абсолютно незнаком мне. – Зачем ты отвергаешь меня? - Что? – Я опешила и не нашла слов, чтобы ответить. – Льдов, мы незнакомые, чужие друг другу люди. Ты следователь, я отсидевшая срок женщина. Меня не волнует твое половое недержание. Я подмигнула Льдову, оставив его страдать от переизбытка невостребованных половых гормонов, и пошла по своим делам. Прежде всего, мне нужно было показаться дома, чтобы Олежка Соколенко не успел забыть, как я выгляжу. Он лежал в кровати и мучился от терзавшей его головной боли. - Куда ты пропала, ласточка? – Он хотел засмеяться, но хрипло застонал и стал тереть пальцами виски. – Совсем ты меня забросила, оставила одного, больного и жалкого человека умирать. - Были очень важные дела, Олежек. – Загадочно ответила я. - У меня кончились деньги. – Ныл он. – В доме ни одной сигареты, ни одной бутылки пива. - А как же твоя любимая Ольга Шарапова, владелица книжных магазинов? - Нашла себе мужика побогаче. – Грустно констатировал Соколенко. – А ты где пропадаешь? - Льдов уговаривает меня жить с ним вместе. – Вдруг выпалила я. От неожиданности Олег поперхнулся настоем ромашки и изумленно посмотрел, оценивая мои телесные возможности. - Ну и как он в постели? Надеюсь, показал свою звериную сущность? - Из его уст это звучало печально. - Понятия не имею. И вообще не собираюсь этого делать. - Вот тебе и прикол! А чем тебе не нравится Льдов? Красивый мужик с деньгами. Больше не придется тратить деньги самой и обхаживать мужиков. - Я уже давно забыла, что это такое. – Честно ответила я. Антон Рыбацкий не концертировал все лето и осень, сидел дома и тратил мои накопленные баксы. Мне нравилось покупать ему дорогие зажигалки, булавки и запонки, итальянскую замшевую обувь. Я не чувствовала того, что он буквально сел мне на шею, полностью положившись на счет моей кредитной карточки, который со временем стремительно похудел. Ему постоянно требовались фирменные рубашки и концертные костюмы, кожаные портмоне и ужины в ресторанах. Иногда Антон приглашал молоденьких девочек из оркестра и сидел с ними в караоке-баре до утра, а я ждала его в холодной кровати, сгорая от стыда перед собой. С ним было легко и чрезвычайно сложно одновременно. Он любил холод и туманы по утрам, похоронный марш и грубый секс на голубом ковре, а мне нравилось чувствовать себя молодой и нужной этому капризному мальчику. Иногда мы говорили с ним о любви или обсуждали философию Канта, основные лекции которой я раньше блестяще читала в институте, а он просто внимательно изучал. Тогда мы вели себя как друзья, спорили и позволяли себе ругаться и обвинять друг друга в незнании того или другого. А потом я шла готовить ужин, Антон включал классическую музыку и сидел в тишине своих собственных мыслей. *Это только отрывки |
||||
| Буказоид Свободен |
03-09-2005 - 04:16 Он ждал Ее. Он ждал ее уже не один день. Он хотел заглянуть ей в глаза, такие ласковые и жестокие одновременно. Глаза, которые притягивают к себе, как бездна, в которую хочется прыгнуть. Он пытался подготовиться к их встрече. Он исписал не одну страницу, пытаясь найти те слова, которые надо ей сказать. Он боялся их встречи, но он ждал ее. Что это? Неверие в то, что все кончено? Надежда на что-то? А может, как узник, который давно томится в камере, ему надо услышать приговор? Сердце сжималось в комок от ожидания. И вот она пришла. Она была серьезна. Слова слетали с ее губ жесткими, короткими, как будто рубленными фразами. Он увидел, что она вся напряжена. Они прошли на кухню. Сели за стол. - Ну, что ты мне хотел сказать? Я слушаю. Господи, в голове у него все смешалось, слова застряли в горле. Он не мог вымолвить ни слова! Да что же это такое? Ему ведь так много надо ей сказать. - Идем, – позвал он ее за собой в комнату. – Я не думал, что покажу тебе когда ни будь свои записи, но, прости, не могу говорить. Прочитай все сама. Он подвел ее к компьютеру. - Не надо стоять около меня, хорошо? Дай мне прочитать. Кто-то обещал сделать кофе? Он сделал ей кофе. Сидеть одному на кухне было невыносимо. - Я не буду стоять за спиной, – сказал он, опускаясь возле нее на колени. Он уткнулся лицом ей в ноги, робко обнял за талию. Она не возражала. Она сидела не шелохнувшись, словно боясь спугнуть его со своих ног. Обняв ее, чувствуя ее тело под своими руками, ощущая ее такой приятный запах, ему вдруг стало неимоверно больно. К горлу подступил комок. Он не стал сдерживаться. Голос его задрожал, из глаз потекли слезы. - Иришка, милая, думаю, ты все поймешь, прочитав то, что я написал. - Мне надо перекурить, - сказала она, чуть дрогнувшим голосом. Они снова пошли на кухню. Она закурила. Какое то время они сидели молча, не смея взглянуть друг другу в глаза. - Знаешь, а ведь я сейчас понимаю, что мне не хватило лишь капли, что бы уйти, что бы быть с тобой. - Это ты сейчас так говоришь. Помнишь, когда мы возвращались из нашей поездки, я тебя спросила: «Какие у тебя планы на будущее? Как ты видишь нас в будущем?» Что ты ответил? Что у тебя дети, что ты не можешь уйти из-за них из семьи. - Да! Да! Говорил! Он не мог сидеть напротив нее. Не мог смотреть ей в глаза. Ему вдруг захотелось спрятаться. Спрятаться, как прячутся маленькие дети, уткнувшись в подушку и закрыв глаза. Он опустился около нее на пол, положил голову ей на колени и обнял. - Да, говорил, - голос его дрожал. Он плакал. Он плакал, не стесняясь этого – Как ты не понимаешь, не смог я сам, без твоей помощи перешагнуть через это. Я ведь уже был на пороге. Я ведь почти уже ушел. Но когда я увидел глаза сына, полные слез, его непонимание происходящего, я не смог, прости меня, перешагнуть через это. "Он" смог, я нет. Он почувствовал ее руки. Они нежно гладили его по голове. От этих прикосновений он стал немного успокаиваться. - Погоди, я еще не все прочитала. Она поднялась и пошла обратно в комнату. Снова потянулись минуты. Она читала. Он сидел у ее ног. Вдруг она неожиданно встала. Он посмотрел на нее. Она плакала. - Отойди. Не трогай меня. Мне надо успокоиться. Не надо за мной идти, - с этими словами она быстро вышла из комнаты. Несколько минут она провела в ванной. Выйдя оттуда, слез уже не было, но в ее глазах читалась боль и тоска. Он нежно обнял ее за плечи. Прижал к себе. Она не сопротивлялась. Она покорно отдалась ему. Так они простояли несколько минут, в полной тишине, как будто оплакивая кого-то. - Сашенька, мне надо идти, меня уже ждут. Он отпустил ее, и она быстро, не оглядываясь, убежала. Он ушел обратно на кухню. Он не знал, что принесла ему их встреча. С одной стороны, он понял, что он уже не ее мужчина, что навряд ли он им теперь когда ни будь станет. Но как быть с ее дрогнувшим голосом, с ее слезами? Что это? Просто боль от нахлынувших воспоминаний, или все же у нее остались какие-то чувства к нему? Так он сидел, смотря в одну точку. Потом на его глаза попалась бутылка коньяка. - Ин вино веритас? - думал он, наливая полный бокал. |
||||
| silverio Свободен |
03-09-2005 - 23:19 Её звали Татьяна. Его Лёня. Они прожили 17 лет на расстоянии 386км ничего не зная друг о друге. Судьба свела их однажды на подготовительных курсах института находящегося от него в соседнем городе. В этот день, в день когда он забыл о старои любви, давно угасшей, изношеной, первой настоящей любви но к сожалению не взаимнои, не веря в будущее, не веря в то что сможет кого-то полюбить так же, а может и гораздо больше. Он встретил ее. Тогда Лёня поверил в чуждую для него фразу «любовь с первого взгляда». Она была идеальна, ее зеленые глаза, ее губы, ее шея- она была ангелом, спустившимся с небес. «Спасибо тебе господи»: -подумал он тогда про себя. Они познакомились, на протяжении долгого времени общались проводили время вместе, он часто признавался еи в своих чувствах. Но все было безуспешно. У нее был молодои человек. Она относилась к Лёне как к своему лучшему другу. Говорила ему что он единственный кому она верит, единственный на кого она всегда может положиться, что он очень дорог еи и она нехочет его никогда терять. Но однажды в один холодный осенний вечер он встретился с неи на ее подьзде. -Танюша, ангел… прости но давай не будем больше общаться, мне очень тяжело я люблю тебя прошло уже 1.5 года… а я так и не дождался от тебя взаимности. Будет лучше если мы не будем больше общаться. -Лёнечка милыи мои… прости но ты же знаешь что у меня есть молодои человек и он мне дорог не меньше чем ты…я не хочу тебя терять пожалуиста не надо… -Таня я все знаю… я все понимаю мне тяжело это говорить, но я вынужден.Прости. Она обняла его так крепко, как никто никогда не обнимал его. Затем она отпустила его, и просто держа его за руки смотрела ему в глаза. И из ее таких до боли родных глаз потекли слезы. Она плакала, ей было очень плохо. Пошел снег… вот он, первый снег… снежинки падали на ее лицо. Фонарь освещал их двоих. Они стояли под первым снегом, медленно спускающегося с небес, держа друг друга за руки. Просто молча стояли. «Не с каждым человеком можно молча стоять и быть на седьмом небе от счастья»-поджумал он Леня медленно подошел к неи, и поцеловал ее. Это был его первыи поцелуи с неи. Они целовались примерно минуты 2-3. Затем он сказал -:«Прощай» и ушел. Дойдя до конца дома он обвернулся… она все еще стояла на том же месте и провожала его взглядом. Он медленно вздохнул и побрел домои. Домои в тот вечер Лёня решил поити пешком. Снег медленно перешел в моросящий дождь. Он шел по улице, не замечая никого… было холодно но его это не тревожило в голове тогда были только мысль о неи и единственный вопрос…. Почему? Почему…когда человек любит другого. То другои не любит…откуда это? Безответная любовь, зачем она существует? Кому она нужна? Придя домои он , сел на диван и попытался утопить свое горе в бокале красного вина… Всю ночь он думал о неи… он сильно скучал… «Ну вот и кончилось все» -сказал он -Не будет у меня никогда отношении с неи, я никого никогда не смогу так сильно полюбить, мое сердце не выдержало еще одной безответной любви! Прошел год. Промчался словно ветер, они так и не общались больше, она была со своим молодым человеком. А он все так же одинок. Он не смог наити себе ту единственную, ту которая будет так же слушать его, так же смеяться, так же улыбаться… Но он не унывает и продолжает верить, что когда-нибудь она будет с ним. И они буду счастливы. Его вера и дает ему стимул к жизни. Так как любовь это единственное что есть у человека настоящего, не наигранного. |
||||
| silverio Свободен |
18-09-2005 - 22:49 Осень, грустно Последние, теплые деньки… где-то в небе виден просвет солнца… настоящего осеннего солнца. Листья начали осыпаться с деревьев… настолько медленно что казалось, пока упадет очередной листочек пройдет вечность. Гуляешь по парку… листья так и сыпятся на тебя… пытаешься вспомнить все самое хорошее что было с тобои… здесь на этои скамеике… под этои березои… Смотришь на нее и видишь как листья медленно падают на скамью… ту самую скамью на которой мы сидели в обнимку смотря на заход солнца… она прижималась ко мне… еи было прохладно, в тот летнии вечер дул легки ветерок. Я накинул на нее свою толстовку… она прижалась ко мне как щеночек к своеи матери. Мы смотрели на небо…оно было красивого, багрового цвета… на уходящее за горизонт солнце… день уходил… а так не хотелось этого. Иногда в те минуты мне казалось что это и есть жизнь… сидеть с самым милым, самым красивым, самым дорогим для меня человеком и не нарушая тишины просто смотреть на закат… Не хотелось чтобы все это кончалось… Я очистил скамью от листьев и сел. Я смотрел на осеннее солнце… листья все так же медленно падали на землю… Я думал… думал о тебе моя любимая… Все что я хотел это вернуть все назад… хотя если судьба не оставила нас с тобою навсегда, то значит ничего уже не изменить, значит так нужно, так будет лучше для нас обоих. Дул легкии ветерок… рядом гуляли влюбленные пары… они смотрели друг на друга и молчали… просто смотрели и лишь изредка улыбались… по началу можно решить что-то произошло, что-то что оставит неприятный осадок на всю жизнь… но у них был влюбленный взгляд… это видно сразу. Они просто смотрели друг на друга и молча признавались в любви, одним лишь взглядом. Жаль что мне теперь некому таким образом говорить человеку о своей любви… Я продолжал сидеть… спустя небольшой промежуток времени я почувствовал мокроту в глазах затем по щеке стремительно пронеслась слеза… я впервые прослезился… за 9 лет первая слеза… -«Это не страшно!» Сказал я про себя… Прошло практически два часа… я все так же сидел… смотрел в небо и задавал сам себе вопросы… -«За что? Почему? Как все вернуть?» Никто не знает ответ… грустно. Мелодия на телефоне резко оборвала все мысли… эта была мелодия которая стоит только на ее звонок. Я ждал пока заиграет эта мелодия почти год… и вот свершилось. У меня резко пересохло в горле, руки затряслись от страха.… О боже она звонит! Я судорожно достал телефон из кармана….. -Алло! -Ало! Ленич? Даров это Славик нужно встретиться срочно… -Да, конечно!.. Это была не она… это был мои знакомый…! Мы перекинулись несколькими фразами, договорились о встрече, и я выключил телефон. «Анька!!!»- шепотом произнес я. Анька подружка моего хорошего друга. Вчера подвыпившая игралась с моим телефоном… и видно поменяла мне настройки звонков. Я настроил все обратно. Стало еще грустнее… листочек упал мне на колени я поднял его стал разглядывать… и только в тот момент я понял что именно эти листья с именно этой березы… все видели и все знают… они видели ее они видели меня, видели как мы были счастливы в тот вечер. И сейчас они просто говорят: -«Все кончено, лето всегда когда-то кончается, всему приходит свои конец». Я улыбнулся… встал и пошел в сторону машины. Пока я шел… листья выстилались передо мною… создавая ковер воспоминании. Я шел опустив голову… думая о завтрашнем дне, думая о неи… о неи единственной. Сел в машину завел двигатель и уехал прочь… Скамейка в парке постепенно становилась засыпанной «воспоминаниями» о нас… о нашей любви. Солнце зашло… потемнело, включились фонари, и свет ложился прямо на скамью… ту самую на которой нам было так хорошо вместе… но теперь это лишь прошлое…прошлое которое нельзя вернуть… Осень, грустно… |
||||
Колхозник Свободен |
06-10-2005 - 08:26
Стыдно, товарищ D.P., заниматься плагиатом у Дани Шеповалова!! |