Что в нас не так?

В принципе, план напрашивался, потому что принуждать царя к отречению в Ставке было достаточно трудно, ибо там были войска, которые могли выступить в его поддержку. То же самое могло произойти и в Петрограде. А вот по дороге где-нибудь на глухом полустанке, где нет связи, это более возможно. Можно было бы вырвать у царя отречение, а в противном случае его убить.
Шульгин уверял, что он поехал в Псков, принять отречение, именно с целью помешать убийству Николая. Думаю, что и сам Николай понимал: если он откажется, то его убьют.
В Петрограде в тот момент уже шла революция. И как следствие сами железные дороги перешли в управление спешно назначенного комиссара Бубликова, бывшего члена ГД. Николаю врут, что станция Тосно занята революционными войсками , его жизни угрожает опасность и нужно срочно изменить путь. В результате этой дезинформации Николай II прибывает в Псков, где находится штаб Северного фронта, которым командует генерал Рузский – член заговора, настроенный по отношению к царю крайне негативно. Он сообщает царю о том, что в Петрограде уже победила революция и начинает психологическую обработку государя. Говорит, что положение крайне опасное, что России грозит поражение в войне, потому что происходит самое страшное – внутренняя смута. А если внутренняя смута, то какая внешняя война? Остановить внутреннюю смуту можно только одним способом – отречением царя. А Николай долгое время сопротивлялся. Это было связано с тем, что он относился к своему царскому служению именно как к долгу перед Богом, у него было мистическое миропонимание своего пути.
Было решено запросить мнение всех командующих фронтов, и большинство из них высказались за то, чтобы Николай отрёкся.
И больше всего его ранило (по воспоминаниям Воейкова и вел. кн. Александра Михайловича), что первым призвал его отречься его же дядя – вел. кн. Николай Николаевич. Ну и стало очевидно, что армия царя предала.
И когда Николай подписал отречение, об этом узнал Воейков. Он вбежал в вагон Николая и стал его уговаривать, что мол, сюда едут депутаты ГД Гучков и Шульгин, давайте подождём. Спросил: где отречение? Николай сказал, что написал две телеграммы с признанием отречения, одну из них он должен был отправить в Петроград Родзянко, а вторую – Алексееву в Могилёв. Воейков посоветовал дождаться, что они скажут. И Николай, объясняя своё решение, показал телеграмму от Николая Николаевича. Но Воейков постарался его отговорить, и Николай в этот момент засомневался. Он сказал Воейкову, что он отзывает своё отречение. Велел доложить Рузскому, чтобы он вернул ему эти телеграммы. Воейков, правда, сказал, что лучше это сделать не ему, а графу Нарышкину, побежал Нарышкин – телеграммы вернули. Первое отречение не состоялось.
Но потом приехали Гучков и Шульгин, и отречение всё-таки произошло. Они приехали не просто так, поскольку в Петрограде тогда развернулась настоящая борьба за власть.
А если брать на низовом уровне, то в те февральские дни в Петрограде происходили столкновения между военными и казаками, казаками и гвардейцами, в которых казаки (которые потом первые, по Вашим словам, выступили против большевиков) выступали на стороне демонстрантов и восставших. Заметьте, отречение Николая пока ещё не состоялось. Вот, когда о нём стало всем известно, тогда волна докатилась и до гвардейского экипажа, охранявшего царскую семью, и он тоже перешёл на сторону февралистов. А в процессе смуты постепенно переходили войсковые части, находившиеся в Петрограде.